Утраченное чудо

Улица старушек изгибалась полукругом. Вот-вот откроется зубастая пасть старинной площади, окруженной домами с покатыми крышами, на которых бесчисленные трубы и флюгер стояли точно строй солдат, вставших по стойке «смирно». Запляшут, как цирковые животные, куртки, плащи и шубы. Каин слышал, как невинно чистыми голосами радиоприемники пели нехитрые песенки. Первыми из-за поворота показались юродивые бездельники, толпившиеся вокруг пестрых газетных герольдов. Они были совсем как отступники, покупающие прощение грехов из глянца и папиросной бумаги. Герольды с удивительным достоинством стояли на фоне плакатов с лицами их господ-богов неизменно далеких, в жизни не слыхавших ни о каком Иерусалиме, но зато обильно поивших эти улицы вином. О да, Каин знал, что это очередь к агитаторам, раздававшим буклеты и талоны на выпивку. Дальше за ней кипел настоящий калейдоскоп.

Здесь прямо на себе выносили весь свой гардероб, здесь торговали позолоченными часами, павлиньими перьями и гипсовыми мадоннами, а новости из газет, как боевые стяги, полыхали чуть ли не в каждой мальчишеской руке.

Неумолимо приближался полдень, а площадь не унималась. Пахло дождем, звериными шкурами и чем-то еще… Хлебом?! Скорее всего. Но его было мало.

Город чего-то ждал. Его жители готовились: продавали, обменивали, избавлялись от всего, что пряталось в шкафах и на чердаках. И главное, как можно скорее. Этот рынок рождался множество раз, он появился на том месте, где его не было в помине.

Каин путался в этой толпе. Засмотревшись на что-то ярко-оранжевое, он чуть было не столкнулся с торговцем, поднявшим руки подобно первосвященнику. Какая-то женщина прошла мимо с выражением презрения, но ничего не сказала. Все было бы замечательно, если бы не голод. Левая рука юноши, скрытая под пальто, сжимала на груди тонкий газетный сверток.

Внезапно кто-то стиснул свободную каинову руку и силой вытащил его из толпы торгашей, предлагавших старые журналы. Каин глухо охнул. Чтобы в этой толпе его кто-то за руку схватил – такого не бывало! Каин удивленно посмотрел на этого человека и с трудом узнал его. Старикашка взволнованно сопел, но все-таки с удовольствием оценил испуганный непонимающий взгляд.

– Так вот где тебя носит, змееныш! А ну, говори, что ты тут искал?!

Каин попытался высвободить руку, но старик, хоть и был ниже его, держал ее мертвой хваткой.

– Шалишь, – прошипел старик и сжал руку еще сильнее. От неожиданности и боли Каин выронил сверток, который прятал под пальто, что-то упало на землю со звонким деревянным звуком, заглушенным, правда, шорохом газеты. Старик побледнел; оторвав свой взгляд от земли, он увидел, что пятеро зевак наблюдают за ними. Он нагнулся с достоинством циркового артиста, схватил сверток и потащил Каина туда, где поток людей был гуще всего – к выходу с площади. Очутившись на улице Марата, они миновали первые четыре дома, а потом скрылись в первом же подъезде пятого.

– Господин Платон…

– Заткнись, – сухо оборвал его старик, поднимаясь по лестнице. На третьем этаже Платон вставил ключ в замочную скважину и толкнул юношу в коридор прихожей. Каин, сослепу натыкаясь в темноте на самые разные предметы, кое-как выбрался в гостиную, но, споткнувшись обо что-то, больно растянулся на трухлявом паркете.

– Куриные мозги, – пробормотал Платон, разворачивая поднятый на площади сверток. Пальто на Каине было измято. Из-под слоя тридцатилетней драповой ткани виднелись, как два клинка из обсидиана, распластанные крылья. Старик перешагнул через кончик острого махового пера и встал возле двери на балкон, чтобы лучше видеть. Шуршанье оглушило комнату. Через мгновенье старик завопил и отшвырнул от себя что-то с таким видом, будто это была ядовитая змея. Предмет покатился по полу, и Каин случайно смог ухватить его и спрятать среди складок одежды, так что Платон и не заметил, куда делся инструмент. Но он и не мог заметить, настолько глубоко был поражен.

– Это флейта… настоящая!

– Да это она, – тихо откликнулся Каин.

– Ты что, совсем ничего не соображаешь? – приглушив голос, проскрипел старик, – То, что твою куриную голову за это не погладят, еще куда не шло, но я старый человек, мне многого просто не пережить.

Платон был невысокий, гладко выбритый, с курчавой шевелюрой из седых волос и круглыми влажными серыми глазами.

– Господин Платон, но ведь о красотке Сапфир именно вы рассказывали…

На мгновенье Платон словно окаменел, а потом мягко, но холодно произнес:

– Как хочешь, конечно, мне нет дела до актрисок, тем более до тех, кто становятся мамашами таких, как ты. Да, я рискую, ведь господин О…, я хотел сказать, господин отец против. Но раз ты не хочешь знать… Это все. Больше ничего не последует.

Каин поднялся на ноги, не веря своему счастью, уткнулся рукой в подоконник и, мутным усталым взглядом посмотрев на Платона, произнес:

– Я очень хочу есть.

Старик даже вздрогнул от неожиданности и лишь через минуты три протянул:

– Ладно, не хватало мне еще твоей птичьей тушки на полу!