Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала

К этому времени северные предания, принесенные в Иудею беженцами с севера в 722 г. до н. э., имели возможность укорениться здесь и найти себе место среди преданий юга. Некоторые ученые полагают, что в VIII в. до н. э., когда на Ближнем Востоке широко распространилась грамотность, были составлены два документа: один известен современной науке как «яхвистский» (ибо его авторы называли бога Израиля «Яхве»), другой – северное писание – как «элогистский», ибо его авторы предпочитали титул «Элохим»; а в VII в. до н. э. эти два документа при помощи редакторской работы были склеены в один[122]. Однако в этой теории отражаются современные редакторские методы, которые, учитывая громоздкость тогдашних свитков, в те времена были просто невозможны. Беглецы с севера, несомненно, делились своими преданиями с жителями Иудеи – а те, пораженные страшной судьбой Израиля и тем, что сами едва избегли той же участи, охотно их слушали. Так сильное северное влияние ознаменовало собой следующую стадию развития писания.

К этому времени Ассирия клонилась к закату, а Египет был на подъеме. В 633 г. до н. э. фараон заставил ассирийские силы уйти из Леванта; две великие империи сцепились, предоставив Иудею собственной судьбе. Последовал новый национальный подъем, сопровождавшийся, быть может, излишней самоуверенностью. В 622 г. до н. э. Иосия начал восстанавливать Соломонов храм, символ былого величия Иудеи, и во время перестройки храма первосвященник Хелкия объявил, что обнаружил «свиток Торы» (сефер Тора), который Яхве вручил Моисею на Синае

[123]. Мы не знаем, что это был за свиток. Возможно, ранняя версия Книги Второзакония, описывающая, как Моисей незадолго до смерти диктовал народу «второй закон»; или, может быть, краткий текст северного законодательства, устанавливающего, что все израильтяне должны поклоняться богу в одном месте, на горе Геризим или горе Гевал[124]. Что означает в этом контексте «тора», мы тоже понятия не имеем. Какой-то конкретный набор законов, например, Десять заповедей (которые впервые появляются во Второзаконии) – или, например, закон, предписывающий обязанности израильского монарха?[125]

Свиток, похоже, было трудно расшифровать, так что Иосия попросил истолковать его пророчицу Олдаму. Та получила от Яхве прорицание, гласящее, что в свитке содержится лишь одна весть: «За то, что оставили Меня, и кадят другим богам, чтобы раздражать Меня всеми делами рук своих, воспылал гнев Мой на место сие, и не погаснет»[126]. Тогда Иосия прочел свиток вслух всему народу и начал реформу. Библейский рассказ об этой реформе в Книге Царств носит на себе следы значительного северного влияния: в нем подчеркивается монолатрия Иосии, и основан он на традиции Исхода, а не на преданиях о Давиде. Иосия отменил культовые новшества Манассии, сжег изображения Ваала и Ашеры, закрыл деревенские святилища, а под конец вторгся на территорию бывшего Израиля, разрушил древние храмы Яхве в Вефиле и Самарии и истребил жрецов сельских святилищ[127].

Независимо от того, соответствует ли история о «потерянной книге» фактической истине, ясно, что она вдохновлена ужасом перед исчезновением. Древнее благочестие покинуло израильтян, а иудеям к концу VII в. до н. э., в изменившихся условиях, оно уже не помогало. Писание, как мы уже видели, рассказывает, о чем мы должны помнить – но говорит и о том, что нам следует забыть. «Чистка» святых мест севера была именно такой попыткой забыть, истребить и насильно стереть из памяти когда-то дорогие святыни, которые подвели и оказались бесполезными, загнать в прошлое одни традиции, чтобы выдвинуть на передний план другие – те, что, казалось, смогут лучше послужить Иудее в нынешние гибельные времена[128]. Окончательная версия Книги Второзакония, составленная реформаторами, стала призывом к действию. Прежде всего она объявила вне закона все хананейские символы, такие как священные шесты (ашера) или «стоячие камни» (массебот

), до того вполне приемлемые и занимавшие важное место в Соломоновом храме[129]. Ради чистоты богопочитания оно было строго централизовано: жертвоприношения теперь совершались только в одном святилище – в месте, где «Яхве надписал имя свое»[130]. Этим местом стал Иерусалимский Храм, последняя выжившая святыня. Наконец был совершен решительный разрыв с ближневосточными традициями: царь перестал быть сакральной фигурой с божественными прерогативами – теперь он, как и все его подданные, был подвластен закону, и задача его состояла только в том, чтобы изучать и тщательно исполнять тору[131].