– Ты знаешь, что мои отец и дочь погибли на твоей церемонии триумфа на Марсе?
– Знаю.
– В некотором смысле с того момента все и началось. Ты видел, как это произошло?
– Видел.
– Все действительно было так, как говорят?
– Кто говорит? И как было?
– Говорят, что Антония Северус-Юлия топтала череп моей дочери до тех пор, пока не проломила его. Мы с женой желаем знать, правда ли это. Так нам рассказал очевидец, которому удалось спастись.
– Да, – коротко отвечаю я, – это правда.
– Она страдала? – Ромул судорожно сжимает мандарин, из него капает сок.
Вообще-то, на церемонии я не обратил особого внимания на эту девушку. Но впоследствии проклятая ночь снилась мне сотни раз, и я не единожды пожалел, что у меня такая хорошая память. На дочери Ромула было серое платье с вышитым драконом, извергающим пламя. Она пыталась убежать и спрятаться за фонтаном, но проходивший мимо Виксус ударил ее хлыстом по щиколоткам. Рыдая, она попыталась отползти в сторону, но Антония прикончила ее.
– Страдала. Несколько минут.
– Она плакала?
– Да, но пощады не просила.
Ромул смотрит на железные ворота своего уединенного дома, за которыми простирается огромная голая равнина, где ветер гоняет серную пыль. Я понимаю его боль, тяжелое, безмерное горе, которое охватывает тех, кто любил нежное, хрупкое создание, неспособное сопротивляться жестокости этого мира. Его дочь выросла здесь, окруженная любовью и заботой, а потом отправилась на поиски приключений и узнала, что такое смертельный страх.
– Правда может быть жестокой, но лишь она имеет ценность, – тихо произносит он. – Благодарю тебя за твои слова. Мне тоже нужно тебе кое-что рассказать, и, боюсь, моя правда придется тебе не по нраву…
– Сначала скажи: я – не единственный гость в твоем доме? – спрашиваю я, и Ромул вздрагивает от удивления. – У двери стоят военные сапоги, явно начищенные для того, чтобы носить их на корабле, и покрытые налипшей на них местной пылью. Я не оскорблен, не волнуйся. Когда ты не явился на назначенное место встречи в пустыне, я сразу заподозрил нечто подобное.
– Надеюсь, ты понимаешь, что я не хочу принимать необдуманных решений или действовать опрометчиво.
– Понимаю.
– Два месяца назад я был против планов Виргинии и не хотел участвовать в мирных переговорах. Она отправилась туда самовольно, заручившись поддержкой тех, кого напугали масштабы понесенных нами потерь. Я верю в войну лишь до тех пор, пока она является эффективным политическим инструментом. На тот момент я решил, что наши позиции слишком слабы и, прежде чем вести мирные переговоры, надо одержать хотя бы пару побед. Заключить перемирие тогда означало просто-напросто сдаться. Я рассуждал логично, но слова расходились с делом, и до побед так и не дошло. Император Фабий… умеет действовать эффективно. Как бы я ни презирал центр и всю их культуру, они сумели хорошо натаскать убийц, наладить прекрасное снабжение и поддержку войск. Мы против них – как лилипут против великана. Теперь появился ты. Заключив мир на этом этапе, я могу добиться большего, продолжать войну бессмысленно. Поэтому мне нужно взвесить все за и против.
Иными словами, Ромул собирается использовать меня, чтобы надавить на правительницу и вынудить ее пойти на выгодные для него условия. Война ему неинтересна. Он преследует исключительно свои цели. Приехав на Ио, я многим рисковал, но надеялся, что Ромул жаждет мести после года войны с Октавией. Однако я не учел того, что в жилах Ромула Раа, судя по всему, течет очень холодная кровь.
– И кого же прислала верховная правительница? – спрашиваю я.
– А как ты думаешь? – довольно улыбается он.
42
Поэт
Рок Фабий расположился за каменным столом в небольшой беседке рядом с домом. Перед ним чашка с кофе и остатки чизкейка из бузины. На горизонт опустились сумерки, но еще видны клубы дыма над жерлом карликового вулкана. Они поднимаются вертикально, как и пар над чашкой из костяного фарфора. Рок завороженно смотрит на облачко пара, но, услышав наши шаги, тут же оборачивается. Он выглядит просто ослепительно в черном с золотом военном мундире – стройный и гибкий, словно пшеничный колос в разгар лета. Высокие скулы, огненный взгляд, но выражение лица холодное и бесстрастное. Он одержал столько побед, что для орденов не хватило бы места на груди. Рок зашел в своем тщеславии так далеко, что считает проявление чувств признаком низкопробного декаданса. Пирамида Сообщества с раскинутыми императорскими крыльями украшает его погоны, на груди висит золотой череп с короной, знак отличия от Повелителя Праха. Рок аккуратно ставит чашку на стол, промокает уголки рта салфеткой и встает босыми ногами на каменный пол.
– Дэрроу, как же давно мы не виделись, – произносит он с изысканной учтивостью.