Утренняя звезда

Через двадцать минут в коридоре раздаются звон кандалов и шарканье ног. Холидей и трое Сынов Ареса приводят ко мне Кассия. Отпускаю их, благодарно киваю Холидей и говорю:

– Спасибо, дальше я сам разберусь.

– Прощу прощения, сэр, но вы немного ошибаетесь!

– Холидей!

– Мы будем ждать за дверью, сэр!

– Можете ложиться спать, свободны!

– Просто крикните, если вам что-то понадобится, сэр!

– А я смотрю, у тебя тут железная дисциплина, – осторожно замечает Кассий, когда серая уходит, и вертит головой, разглядывая стоящие в круглом мраморном атриуме скульптуры. – Рок всегда любил торжественную обстановку. К сожалению, вкус у него был как у девяностолетнего скрипача…

– Ему бы родиться на три тысячи лет раньше, правда? – отзываюсь я.

– Мне он представляется в римской тоге. Крайне неприятный стиль, кстати говоря. Во времена молодости моего отца пытались снова ввести в моду римскую одежду. Особенно на всяческих светских раутах и совместных завтраках, которые тогда были в чести. Отец мне показывал фотографии, – вспоминает Кассий и передергивается. – Жуткое дело!

– Придет день, и кто-то скажет, что последний писк моды – высокие воротники, – подмигиваю ему я, прикасаясь к своему вороту.

– Я тут с визитом вежливости, что ли? – спрашивает Кассий, внимательно глядя на стакан с виски в моей руке.

– Не совсем, – отвечаю я, жестом приглашая его пройти в гостиную.

Кассий медленно, с грохотом переступает ногами, обутыми в тюремные сапоги весом по сорок килограммов, но все равно в этой комнате он чувствует себя куда более непринужденно, чем я. Он садится на диван, явно ожидая подвоха, и изумленно приподнимает бровь, когда я протягиваю ему стакан с виски.

– Брось, Дэрроу! Яд – не в твоем стиле!

– Это коллекционный «Лагавулин». Лорн подарил Року после осады Марса.

– Никогда не любил иронии, – вздыхает Кассий, – а вот виски… Виски помогает разрешить все противоречия. Хорошая вещь! – Он подносит стакан с золотистым напитком к свету.

– Это напоминает мне об отце, – задумчиво говорю я, прислушиваясь к тихому гудению вентиляции над нашей головой. – Хотя то пойло, которое он употреблял, годилось разве что для чистки снаряжения и убийства клеток мозга.

– Сколько тебе было лет, когда он умер? – спрашивает Кассий.

– Лет шесть, наверное.

– Шесть… – повторяет он, задумчиво глядя на стакан. – Мой отец пил не часто, но иногда я заставал его на любимой скамейке возле жуткой тропы на хребте Монс. С бутылкой виски вроде этого, – прикусывает губу Кассий. – До сих пор вспоминаю, как мы сидели рядом и не было никого, кроме нас и кружащих вдалеке орлов. Отец рассказывал о деревьях, растущих на склонах, он обожал лес и мог часами рассуждать о почвах, корнях и кронах, о птичьих гнездах и так далее. Особенно зимой. Говорил, что в холода деревья выглядят по-особенному. Я тогда его не слушал, а теперь жалею…

Кассий делает глоток. Он настоящий ценитель и наверняка почувствует все оттенки вкуса: торф, терпкость грейпфрута на языке, холод шотландских скал. Я не ощущаю ничего, кроме аромата дыма.

– Это что, замок братства Марса? – спрашивает Кассий, кивая на голограмму над экраном Рока. – О Юпитер, каким же он кажется маленьким!

– Меньше, чем двигатели эсминца, – соглашаюсь я.

– С ума сойти. Наши ожидания от жизни растут в геометрической прогрессии!

– Когда-то мне и серые казались настоящими великанами, – смеюсь я.

– Ну знаешь… Если сравнивать с Севро… – вздыхает он с озорной улыбкой. – Я хотел поблагодарить тебя, – тут же добавляет он серьезным тоном, – за то, что ты пригласил меня на похороны. Это было на удивление… благородно с твоей стороны.

– Ты бы поступил точно так же на моем месте.

– Ну не знаю… – неуверенно произносит он. – А это компьютер Рока?

– Да. Я как раз листал список последних просмотров. К большинству записей он возвращался раз по десять. Они посвящены не стратегии, не битвам с другими братствами. Тут иные темы, повседневные, ну ты понимаешь.

– Ты уже посмотрел? – спрашивает он.

– Решил подождать тебя.

Кассий шокирован моим предложением, и мое гостеприимство явно кажется ему подозрительным. Поэтому я просто нажимаю воспроизведение, и мы снова становимся мальчишками, которыми были в училище. Сначала между нами есть некоторая неловкость, но, по мере того как наши стаканы с виски пустеют, мы все чаще смеемся и порою подолгу молчим. Смотрим запись той ночи, когда мы готовили ягненка в северной лощине, потом на экране появляются горы, где мы сидели у лагерного костра и слушали истории Куинн.