Васильчиков понес пакет наверх. Екатерина все еще беседовала с Козицким.
— Осмелюсь доложить вашему величеству, — отрапортовал поручик. — Курьер из Москвы… Срочная депеша!
Императрица распечатала пакет, стала читать. На лице ее вспыхивали багровые пятна.
— Unerhort![11]
— пробормотала она.В минуты сильного волнения Екатерина часто говорила по-немецки.
— Вот сюрприз! — обратилась она к Козицкому, задыхаясь от ярости. — Генерал-поручик Еропкин доносит… Моровое поветрие усиливается. Жители мрут сотнями, в городе беспорядок, разбои… Главнокомандующий, граф Салтыков, удрал к себе в Марфино. А за ним следом поспешили губернатор Бахметьев с Юшковым, обер-полицмейстером. Слыханное ли дело: в такой час Москву без начальства оставить!.. Ах, старый колпак! Развалина, трус! А я-то надеялась: прославленный полководец, герой кунерсдорфский!
— Прискорбное малодушие! — поддакнул статс-секретарь.
— Малодушие?.. Нет, сударь, хуже! Преступление! Нарушение воинского долга…
Императрица быстро ходила из угла в угол большими, мужскими шагами.
— Медлить нельзя! — говорила она. — Еропкин пишет: чернь волнуется. Того и гляди, бунт начнется. Еропкин храбр, но стар… Тут требуется ум быстрый и решительный, твердая рука, железная воля… А где взять такого человека?
Слух о тревожных событиях в Москве проник уже в приемную, где толпились вельможи, сенаторы, генералы, иностранные дипломаты. Приемная загудела, словно растревоженный улей.
— Чума из Москвы пошла к нам. Говорят, в Торжке полгорода вымерло.
— А граф-то Петр Семеныч! Слыхали? Сбежал!
— Быть не может!..
Вдруг говор стих… По широкой мраморной лестнице поднимался генерал-фельдцейхмейстер[12]
граф Григорий Григорьевич Орлов. Придворные почтительно расступились. Небрежно отвечая на поклоны, граф направлялся к апартаментам императрицы.— Государыня еще не изволит принимать, — предупредил стоявший у дверей Васильчиков.
— Ты кто таков, братец? — сухо осведомился граф Орлов.
— Дежурный офицер, ваше сиятельство. Поручик конногвардейского полка Васильчиков.
— Новенький? Оно видно.
— Мне приказано государыней, — стоял на своем поручик.
— Посторонись-ка, любезный! — сказал Орлов и, отстранив офицера локтем, распахнул дверь.
В приемной зашептались. Уже больше месяца Григорий Орлов не появлялся во дворце. Императрице стало известно о его любовной связи с француженкой-актрисой. Прежде она смотрела снисходительно на мимолетные интрижки своего ветреного друга. Однако новое увлечение графа было, по-видимому, более серьезным. К тому же он и не пытался хранить его в тайне: об этом говорил весь Петербург. Екатерина разгневалась не на шутку. При дворе носились слухи о падении всесильного фаворита.
Почти десять лет — с первого дня царствования Екатерины II — Григорий Орлов и его брат Алексей были важнейшими особами в империи. Вокруг них копошился целый рой друзей, родственников, прихлебателей, которым щедро раздавались видные должности, придворные звания, титулы, поместья. Для таких людей опала Орлова была бы катастрофой. Зато соперники, завистники, недоброжелатели во главе с братьями Паниными ликовали и с нетерпением ждали своего часа.
Внезапное появление графа во дворце озадачило тех и других. Чем все это кончится: примирением или разрывом?
…Увидя Орлова, царица оторопела.
— Граф Григорий! — сказала она, и голос ее задрожал. — Разве вам не говорили, что я занята и еще не принимаю?
Орлов добродушно улыбнулся:
— Сказывали, матушка, да я не поверил.
Екатерина возмущенно пожала плечами:
— В таком случае я сама скажу это. Теперь, надеюсь, верите?
— Нет! — ответил Орлов. — Не могу верить. Не бывало такого, чтобы ваше величество не нашли нескольких минут для своего преданного слуги. Особенно, если он является к вам по чрезвычайно важному делу.
Екатерина пристально поглядела на графа. Он продолжал стоять у порога — статный, широкоплечий, красивый, осыпанный орденскими звездами. Голубые глаза светились обворожительной улыбкой.
Козицкий, поспешно сложив бумаги в папку, бесшумно выскользнул из кабинета.
— Пусть будет так! — согласилась Екатерина. — Говорите! Но прошу — покороче. У меня нынче много других дел, полагаю, не менее важных.
Орлов укоризненно покачал головой:
— Ах, матушка! Ужели я заслужил такую холодность?
— Вы, кажется, упрекаете меня в неблагодарности? — заметила царица высокомерно. — Не раз уж я слышала, что обязана вам короной. Остерегитесь, сударь! Услуги ваши ценю и доказала это. Попреков же теперь слушать не намерена…
Орлов поклонился, улыбка исчезла с его лица.
— Слушаю, ваше величество. Тогда позвольте изложить мою просьбу. Известно, что в Москве положение тяжкое. Зараза распространяется, мер надлежащих никто не принимает. Салтыков с помощниками покинул пост, народ волнуется, каждый день можно ждать бунта…
— Откуда вам это известно, граф? — спросила пораженная императрица. — Курьер из Москвы прибыл только полчаса тому назад.
— У меня своя почта, государыня, — ответил Орлов сухо. — И, возможно, иногда она прибывает быстрее вашей.
Императрица улыбнулась.