Читаем Утренний бриз полностью

— Нет, — качнул головой Рули. — Мы с Еленой Дмитриевной подождем вас здесь. Смена флага — событие национальное.

Из кухни выглянул Стайн. Он был уже одет. Рули сказал ему:

— С вами идет мистер Бирич.

Павлу Георгиевичу показалось, что его выгоняют из собственного дома, но он не подал виду и вышел в кухню, где толпились уже одетые гости. В руках у них были винчестеры. Тут же на кухне находились Еремеев и Кулик. Бирич встретился взглядом со слезящимися глазами Еремеева. Тот едва заметно кивнул. Павел Георгиевич, накинув соболью шубу, громко сказал:

— Ну, господа, в путь-дорогу!

Все вывалились из дома в гудящую, завывающую ночь. Пурга осыпала их снегом. Когда дверь захлопнулась за спиной Бирича, он схватил за руки Еремеева и Кулика:

— Стойте!

Голоса направившихся к зданию ревкома людей слабели. Пурга заглушала их. Бирич подождал еще несколько секунд и дернул за плечо Еремеева:

— Сделал?

— Да. Ключи от железного ящика и стола нашел у Мандрикова. Вот они. — Еремеев сунул в руку Павла Георгиевича связку холодных ключей, которые он взял у убитого. Положив ключи в карман, Бирич облегченно подумал, что теперь все дела ревкома в его руках. Теперь надо спешить, пока не пришло Струкову и другим в голову поджечь здание. Нет, этого он не должен допустить.

— За мной! — Бирич быстрыми широкими шагами двинулся вслед за ушедшими. «Надо отвлечь их от документов, — думал Бирич. — А завтра утром я их все пересмотрю. Кое-что мне пригодится».

Бирич и его спутники уже почти настигли Струкова и других, когда неожиданно раздался выстрел.

— Пьяные свиньи! — выругался Бирич. — Перестреляют друг друга!

Снова прозвучал выстрел, и тотчас послышался отчаянный крик, который тут же захлебнулся. Его сменила частая ружейная пальба. Бирич бросился на снег. Около него присели испуганные Кулик и Еремеев. Наконец выстрелы прекратились. Едва Бирич поднялся, как сбоку за стеной пурги пробились два маленьких огонька и послышались возбужденные голоса. Они быстро приближались. Бирич направился навстречу и столкнулся с большой группой полупьяных людей. Это была компания, которая гуляла в доме Щеглюка. Выстрелы заставили прервать гулянку. Здесь были Рыбин, Тренев, Сукрышев. У всех в руках винчестеры. Алкоголь придал им храбрости. Самого Щеглюка с ними не было, должно быть он хватил больше других и храпел, теперь в постели.

— Эй, кто там? — донесся голос Струкова. — Сюда! Огонь нужен.

Сукрышев и Тренев, которые кроме оружия несли лампы-«молнии», пошли на голос. За ними двинулись остальные. Через полтора десятка шагов они наткнулись на Струкова, Трифона, Пчелинцева и Стайна, которые топтались на месте.

— Сюда, сюда светите, — приказал Струков, но тут же вырвал из рук Сукрышева лампу и направил ее луч, в котором плясали снежинки, на лежащего в снегу человека. Павел Георгиевич, как и остальные, не сразу рассмотрел, понял, что перед ним, но потом невольно отшатнулся.

Перепечко, упираясь руками в снег, пытался подняться. Он какими-то странными рывками закидывал назад голову. При каждом движении из его изуродованного рта хлестала струя крови. Обе пули, посланные Ниной Георгиевной, попали в Перепечко. Одна раздробила ему нижнюю челюсть, а вторая — пробила легкие.

Люди стояли в оцепенении, не зная, что делать. Перепечко нельзя было помочь. Он умирал. Офицер пытался подняться. Тело его дергалось, а глаза непрерывно мигали.

Руки Перепечко подломились, и он упал лицом в мокрую от его крови снежную кашицу. Судорога прошла по телу колчаковца, и он затих.

— Кончился, — проговорил Тренев. — Царство ему небесное.

— Какая сволочь стреляла?! — закричал Струков. — Убью!

Он бросился к ревкому, точно там надеялся найти невидимого противника. Все, позабыв о Перепечко, побежали следом. Бирич, задыхаясь, едва поспевал за ними. Он боялся, как бы не опоздать. Но вот и темное здание. Огоньки ламп мелькнули на крыльце, затем появились за окнами.

— Помогите мне, — прохрипел Бирич. Еремеев с Куликом подхватили его под руки.

Павел Георгиевич поднялся на крыльцо и вошел в здание ревкома, Оно гудело от возбужденных голосов. Люди с руганью, криками бегали из комнаты в комнату, что-то ломали, били. Со звоном сыпались стекла. Бирич, отшвыривая со своего пути мешающих, вошел в кабинет Мандрикова. Здесь при слабом свете лампы несколько человек под наблюдением Струкова пытались вскрыть сейф, но он не поддавался.

— Стойте! — крикнул Бирич и подошел ближе. — Стойте! К чему сейчас вскрывать сейф?

Стало тихо. Все смотрели на Бирича.

— Там на нас приговоры, — выступил вперед Тренев, указывая на сейф. — Там на нас кляузы и…

— Мы не бандиты, — перебил его Бирич. — К чему такая торопливость? Завтра изберем свой законный Совет, и он по правилам, как и положено законной власти, сможет пересмотреть все дела, разыскать те, которые обличают Мандрикова и его сообщников как авантюристов, бандитов.

— Нечего ждать, — возразил Тренев, опасаясь, что в делах ревкома будут найдены документы, которые могут принести ему вред. — Сжечь все, и дело с концом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ураган идет с юга

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза