Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

              Г о р ь к и йШаляпин дружен с ним и то боится,Как я заметил, друга своего;Развеселясь при нем, шалит с оглядкой.Да это Человек! Не бойся, онВсе видит, прост и даже весел с нами,Решив, друзья друзей - мои друзья.         М а р и я  Ф е д о р о в н аОн строг, как режиссер, как Станиславский,Но взглядом выразительным и жестким,Артист мог выйти из него прекрасный,Пусть ростом невысок и неуклюж,Все кажется, он плотен и подвижен,Артист во всем, в художнике то диво.              Г о р ь к и йРисует он уверенно и быстро,

Все схватывает разом хорошо.Казалось бы, и лучше невозможно,А взял и стер - все сызнова начать.         М а р и я  Ф е д о р о в н аВот он идет. Могу ль остаться яНа первые минуты, как хозяйка?               Г о р ь к и йЯ думаю, ему приятно будет.

Входит Серов и молча раскланивается, тут же приступая к приготовлениям к работе. У художника столь непринужденный вид, что ясно, ничто и никто его не стесняет, и Мария Федоровна, отступив к двери, невольно останавливается; Горький, усевшись по жесту Серова, оглядывается на нее, при этом рукой касается груди, словно желая остановить кашель.

               С е р о вА, хорошо! Глядите на нее.Мария Федоровна, вы могли быПока остаться?        М а р и я  Ф е д о р о в н а                            Да, конечно. Здесь?

               С е р о вНет, можете присесть. Подчистить нужно.              Г о р ь к и й             (раскашлявшись)Простите.                С е р о в                   Нет, не вам просить прощенья.Рабочих расстреляли, понимаю, Глаза у страха велики. Но послеНе осознать, какое злодеяньеДопущено? Заступников несчастных,Людей невинных, засадить в тюрьму?                Г о р ь к и йНе страшно. Власть в жестокости своейДостигла лишь обратного. Хуже,Мария Федоровна разболелась

В то время в Риге; не успел приехать,С жандармами обратно в Петербург И в казематы - удостоен чести.        М а р и я  Ф е д о р о в н аЧесть хороша, да грудь слаба. За месяцБолезнь столь развилась, что я, боюсь,Еще бы месяц - и всему конец.                  С е р о вВступился за писателя весь мир.Приятно знаменитым быть?                 Г о р ь к и й                                                    Полезно,Быть может, но приятного в том мало.          М а р и я  Ф е д о р о в н аВы знаете, ведь знаменитость сами.                   С е р о вДа, видно, слава светит, но не греет.

     (Показывает жестом вернуться к исходному.)

Мария Федоровна проходит к выходу, а Горький, оглянувшись на нее, подносит руку к груди.

М а р и я  Ф е д о р о в н а. Приятно было поговорить с вами, Валентин Александрович. Я бы охотно осталась здесь стоять, да у меня дела.

С е р о в. Алексей Максимович будет несомненно видеть ваш образ, и я буду ощущать ваше присутствие, Мария Федоровна.

М а р и я  Ф е д о р о в н а (с улыбкой). Еще говорят, что вы молчаливы и не любезны.

С е р о в. У меня есть разные способы обращения с моделью для наилучшего результата. Ну-с, приступим.

                                 Пауза.

Г о р ь к и й (откашлявшись). Однако какая хитрая бестия этот Витте! Обошел всех - и японцев, и американцев.

С е р о в. А причем тут американцы?

Г о р ь к и й. Он повел себя в Америке, как конгрессмен, что метит в президенты, и всем понравился. Выходя из поезда, он шел к паровозу и пожимал руки машинистам.

С е р о в. Это высший царский сановник? Что ни говори, времена переменились.

Г о р ь к и й. Еще как! Самодержец всея Руси сидит в Петергофе, как пленник, а Россия охвачена всеобщей стачкой. Заключив мир с Японией, Витте теперь вообразит себя спасителем отечества, как Наполеон.