Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

      М а р и я  Ф е д о р о в н аКогда бы я была хозяйкой бала...                А д ъ ю т а н тНе вы? А кто же?      М а р и я  Ф е д о р о в н а                                Молодежь, конечно.Кто в танце веселее всех кружится...Да Трепов, верный страж порядка, вряд лиДопустит к князю мне приблизиться.Ведь я на подозреньи у него.                А д ъ ю т а н тАх, полно! Генерал, как я, поклонникАктрисы чудной. Нет, решусь, ей-ей,На сцену поступить, служить во храме,Где вы весталка.      М а р и я  Ф е д о р о в н а

                               Полно, сударь, полно.С княгиней князь, раскланявшись, уходят.И Трепов. Поспешите.                А д ъ ю т а н т                                          Я вернусь!                 (Уходит.)                  Н а д яВесталка - вы? Что он хотел сказать?       М а р и я  Ф е д о р о в н аВесталка? Фи! Была я как-никакИ замужем, детей имею также.                   Н а д яЕще загадка: были?       М а р и я  Ф е д о р о в н а                                     Так случилось.Осталась в доме мужа не женой,А лишь хозяйкой, матерью детей.

Ведь у меня растет и сын приемный.Вина на муже, что ж, но я свободнаИ если полюблю кого, он первыйО том узнает, путы все спадут.                   Н а д я И вы так никого не полюбили?      М а р и я  Ф е д о р о в н аОбжегшись, поостережешься, к счастью.И я жила, пожалуй, как весталка,Священнодействуя на сцене.                   Н а д я                                                     Правда!      М а р и я  Ф е д о р о в н аНет, ныне я воистину люблю,Со страхом до озноба, с изумленьем,Боясь поверить в счастье, как девчонка,

Когда вокруг кричат все громко: "Горько!"

Старик и студент останавливаются поодаль, явно посматривая в сторону Марии Федоровны Андреевой.

С т у д е н т. А ведь я написал ей письмо.

С т а р и к. Кому - ей?

С т у д е н т. Вы прекрасно знаете, о ком речь.

С т а р и к. Ну, да. И какую же глупость ты сочинил?

С т у д е н т. Я писал о нас. Как, выходя из театра, мы всегда сосредоточенно молчали. Мы боялись, чтоб кто-нибудь с нами не заговорил. Мы бережно, как святыню, выносили из театра, лелеяли любовно в своей душе то золотистое просветление, которое вливалось от Вас. И вот - незаметно для меня самого - в моей груди постепенно создался Ваш обаятельный образ. Он стоит там, разливая немеркнущий свет.

С т а р и к (крякнув). И правда. Ух, ты!

С т у д е н т. И перед его глазами проходят мои мысли, мои чувства. Он - высший суд. Он говорит мне о чудесной красоте, зовет к ней, обещает ее. Он неудержимо заставляет меня искать лучшей жизни. Он требует от меня, чтобы я сам стал лучше, как можно лучше.

С т а р и к. Так-с!

С т у д е н т. Вы - обещание идеальной жизни; Вы - призыв к прекрасному; Вы - самая чарующая греза...

С т а р и к. Ну, ну, лучше не скажешь.

С т у д е н т (со смущением). В конце я попросил прислать на память карточку. Вот это, наверное, глупо, и теперь я боюсь попасться ей на глаза, вдруг она меня узнает, хорошо зная вас.

С т а р и к. Мария Федоровна и поглядывает на нас с лукавым видом. Боюсь, ты и меня впутал в эту романтическую историю, что мне не к лицу, не по летам.

     Где-то на хорах раздается мощный и пленительный бас.

        Х о р  у ч е н и к о вО, звуки чудные! Не ангел ли сошелС небес, чей глас - божественный глагол,Ликующий, рыдающий и гневныйВ борьбе добра и зла вседневной?Шаляпин? Он! Как Горький, из низов,С привольных волжских берегов.У Мамонтова он себя обрелИ воспарил на сцене, как орелВстречь солнцу без усильяМогучие расправив крылья, -Вся мощь стихии, светлый зов,Как и Серов, из молодых богов,Сошедших здесь на пире,И Правда торжествует в мире.