Читаем Утро после победы полностью

Константин Рокоссовский: В отпуск он любил ездить на курорт. Эта традиция у них с бабушкой осталась еще со времен его службы на Дальнем Востоке. Тогда, чтобы сменить обстановку, им приходилось проделать долгий путь. И в более поздние годы мы всей семьей ездили в Сочи, в Ялту. Даже когда дедушка уже был болен и ему запретили отдыхать на юге, они с бабушкой нарушали запрет, просто ездили не в разгар лета, а осенью. Что касается свободного времени, то его он проводил на даче. Не чурался никакой работы: помогал ремонтировать забор, очень любил косить траву. Когда случался большой урожай яблок, мы с ним выпиливали подпорки и устанавливали их под ветви яблонь (которые он же и посадил). У него был маленький собственный огородик, на котором росли редиска, морковка, разная зелень, он сам поливал все это из лейки и безумно гордился урожаем.

Про дачу ходит много легенд. Рассказывали, что был такой анекдотический случай: кто-то из местных жителей пожаловался, что Рокоссовский строит дворец. Стали проверять, для этого даже была создана специальная комиссия во главе с Н. А. Булганиным. Когда эта комиссия приехала на место, Булганин посмотрел на нашу дачу, отвел деда в сторону и сказал: «Костя, что это за изба? Давай построим тебе нормальный каменный дом!» Дед отказался. Он считал, что на его век ему хватит.


«Что касается свободного времени, то его дед проводил на даче. Не чурался никакой работы»


А история этой дачи такова: генерал Н. Е. Субботин – член военного совета 2-го Белорусского фронта, которым дед командовал в конце войны, уговорил деда, а также командующего 4-й воздушной армией К. А. Вершинина, начальника штаба фронта А. Н. Боголюбова, члена военного совета А. Г. Русских и бывшего командующего фронтом Г. Ф. Захарова построить вместе дачи. Им выделили землю недалеко от подмосковной Тарасовки. А чтобы не тратить на это много времени и средств, ведь строили-то они за свой счет, туда просто перевезли несколько одинаковых бревенчатых домов из комплекса зданий штаба 2-го Белорусского фронта. В Германии эти дома разобрали, перевезли в Подмосковье, а там пленные немцы довольно быстро их собрали. Когда дача была построена, советское правительство ее деду подарило, а именно – возместило расходы на перевозку и сборку. К сожалению, в 1993 году эту дачу сожгли местные хулиганы.


Говорят, что Рокоссовский был заядлым охотником…

Константин Рокоссовский:

Да, самым большим увлечением деда, его страстью, была охота. На даче висели многочисленные трофеи – оленьи рога, клыки кабанов и даже голова громадного волка, которого он убил где-то в Польше. Когда здоровье стало подводить, от таких охот пришлось отказаться, и в последние годы он в основном ходил на уток. И хотя стрелком он был блестящим, тем не менее за несколько недель до открытия сезона начинал готовиться: доставал ружья, чистил, смазывал их, приводил в порядок амуницию и снаряжение. По выходным он тренировался в саду, вскидывая ружье, делая проводки, привыкая к спуску. Патроны дед набивал себе сам. У него был специальный набор, чтобы делать патроны, кроме того, он выписывал журнал «Охота» и черпал оттуда всякие рекомендации. Я с удовольствием ему помогал. Порох мне, конечно, не доверяли, зато я специальной меркой отвешивал дробь. По вечерам он учил меня всем этим премудростям, рассказывал разные охотничьи истории. Он вообще любил активный отдых, занимался спортом. Любил играть в волейбол и теннис, играл в бильярд и никогда не понимал, как можно смотреть спортивные соревнования, «болеть». Интересно, что он был равнодушен к футболу, считал, что это скучная игра. Он смеялся надо мной и моим отцом, когда мы смотрели какой-нибудь очередной «решающий» матч: «Ага, опять сидят, Башашкина смотрят». Футболист Башашкин запал ему в душу, потому что когда дед работал в Польше, он туда приезжал и попал в какую-то неприятную историю. Деду пришлось вмешаться, чтобы выручить советского спортсмена.


Не секрет, что ваш дед пострадал от сталинских репрессий…

Константин Рокоссовский:

Да, но он никогда не говорил об этом даже с самыми близкими людьми. Только один раз, когда мама спустя много лет после войны спросила его, почему он всегда носит с собой пистолет, сказал: «Если за мной снова придут, живым не дамся». От людей, которые общались с ним в тот период времени, мы знали, сколько ему пришлось вынести, знали, что он держался достойно, никого не оклеветал, ничего не подписал. Из «Крестов» он вышел без передних зубов…


«Дед любил активный отдых, занимался спортом и никогда не понимал, как можно смотреть спортивные соревнования, ʺболетьʺ»


Перейти на страницу:

Все книги серии 75 лет Великой Победы

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное