Читаем Утро после победы полностью

Наталия Ивановна Конева – единственный ребенок в семье Ивана Степановича Конева и его второй жены Антонины Васильевны – родилась уже после войны. Она окончила МГУ по специальности «романо-германская филология». Сегодня Наталия Конева – профессор кафедры языкознания и литературы Военного университета Министерства обороны РФ, председатель Фонда памяти полководцев Победы.

А вашей маме отец наверняка доверял свои мысли и суждения…

Наталия Ивановна: Да, разумеется. На войне, и это не секрет, люди, иногда даже близкие, писали доносы. Отцу давали возможность ознакомиться с ними. Там был донос, например, что у него не то социальное происхождение, о каком он говорил – что он не из крестьянской среды, а из семьи кулака. У его деда действительно была бакалейная лавка, был большой дом… А мама – это был человек, которому он доверял абсолютно, и они действительно обсуждали многие вещи, но старались делать это наедине. К примеру, во время венгерских событий 56-го года отец, улетая, сказал маме, что он позвонит ей из Будапешта и, если ситуация будет ужасная, он скажет ей одну фразу, а если совсем ужасная – другую. Вообще с военных времен мама была ему не только женой, но и другом, преданным ему человеком, хотя у них была большая разница в возрасте – 25 лет. После ее смерти пять лет назад я узнала, что она вела дневник. Писала там в том числе и о войне, когда она переезжала с отцом с фронта на фронт. Они ездили на разных автомобилях. В последние годы войны это был «Виллис» – он был самым маневренным, на них передвигались, по-моему, все наши командующие. Была у них и «Эмка». Это была мощная машина, но отец говорил, что ему она не очень нравилась, потому что немцы засекали ее с воздуха, понимали, что едет какая-то важная персона, и начинали бомбить. И вот однажды при наступлении наших войск на Запад они с отцом ехали где-то в районе Днестра и попали под страшную бомбежку. Мама сидела сзади, а рядом лежало сложенное одеяло. Осколок авиационной бомбы пробил крышу машины, вышел рядом с мамой и застрял в этом одеяле. Спустя годы я узнала, что этот автомобиль оказался в клубе коллекционеров и часто участвовал в парадах старинных автомобилей, которые проходят в Москве. А совсем недавно я познакомилась с человеком, который его реставрирует, и у меня была возможность увидеть и потрогать то место, куда шестьдесят с лишним лет назад попал осколок авиабомбы.


А как ваши родители встретили Победу?

Наталия Ивановна: Это было в Праге. Самым главным было то, что в этот день впервые за несколько лет грохота бомбардировок, авиаударов, взрывов и стрельбы, которые уже стали привычным фоном – ведь отец с первого до последнего дня войны находился в зоне боевых действий, – он услышал тишину…


Маршал Василевский

«Отец взял меня с собой на фронт»

Юрий Василевский делится воспоминаниями о своем отце – Маршале Советского Союза А. М. Василевском

[14].


Юрий Александрович, еще до войны ваш отец стал видным военачальником. Вы это чувствовали?

Юрий Василевский:

В 1934 году мои родители разошлись, и я жил с мамой. Самым дорогим, что осталось у меня от отца, была его полевая сумка, с которой я долго ходил в школу. Она была удобнее, чем обычный портфель, – там находились специальные секции для ручек и карандашей, а кроме учебников и тетрадок туда еще помещались такие необходимые для учебы предметы, как рогатка и деревянный пистолет. Но главное ее удобство выявлялось во время драк.

От мамы я знал, что у меня появился брат Игорь. А весной 1940 года, когда объявили о завершении конфликта с Финляндией, я буквально прилип ухом к тарелке громкоговорителя – после непонятного для меня слова «демаркация» диктор вдруг упомянул Василевского Александра Михайловича, который был назначен в комиссию по уточнению и оформлению новой границы с Финляндией. У меня не было сомнений, что это мой отец, и я помчался в школу похвастаться этой новостью перед приятелями. В том же году в день моего пятнадцатилетия вышла газета с портретами военных, которым были впервые присвоены генеральские звания. Среди них был и отец. Эта газета долго висела у меня над кроватью.


Вы виделись с отцом во время войны?

Перейти на страницу:

Все книги серии 75 лет Великой Победы

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное