Утро Судного Дня

Артём Грива

Эх, Батани, Батани! Вдвоем нам было бы куда веселее умирать. Перехватив копье двумя руками — как шест, я медленно отступал к скале. Негры так же медленно наступали, охватывая меня полукольцом.

Шаман держался позади остальных. Осторожный, гад.

Эх, сейчас бы импульсник! А еще лучше — резонатор! Одно круговое движение — и полсотни каннибалов как не бывало…

Брошенный дротик я отбил боковым махом древка. Еще один дротик ударился о скалу на уровне колена. Брошенный камень оцарапал плечо. Ежику понятно: меня не собирались убивать. Хотели бы — давно убили. Шесть десятков против одного. Черные силуэты, ощетинившиеся копьями. Зубы блестят. И белки глаз. А рожи, против обыкновения, белым не вымазаны. Негритянский ночной камуфляж — никакой косметики. Главное — рот не открывать.

А ведь вы меня боитесь, африканские пращуры! Боитесь! Я бы на вашем месте тоже боялся силача, который камнем башку расшибает всмятку. Только все равно шансы у меня — близкие к нулю.

А-а-а! Умирать, так с музыкой! Я выдохнул боевой клич и ринулся на врагов. Риск был. Пара секунд — слишком мало, чтобы людоеды могли среагировать осознанно. Но если у них в башках есть простейший воинский рефлекс: сомкнуть строй, копья на изготовку — мне конец.

Я же рассчитывал на то, что боевых рефлексов у моих противников нет — только охотничьи. А охотничий навык велит прямо противоположное. От опасного зверя надо увернуться.

Так и вышло. Людоеды шарахнулись в стороны. Кто-то второпях метнул копье — в живот, на поражение. Я отбил в прыжке, сшиб косым ударом замешкавшегося людоеда. Еще один свалился сам, вопя от ужаса. Зато справа, под ноги мне полетела сеть. Я перепрыгнул через нее. И через «услужливо» сунутое под колени копье — тоже. В это мгновение мне даже показалось — прорвусь…

Но тут черные навалились все разом, кучей. Мое копье тут же «увязло» в чьем-то боку. В него сразу вцепился десяток рук, и минимум три дубины вознамерились проверить прочность моего черепа. Я увернулся почти без потерь, даже успел перехватить и отнять одну дубинку. Но тут же потерял. Слишком тесно стало вокруг. У меня оставались топорик и нож. Но — недолго. Нож почти сразу сломался. Топорик я тоже не удержал — рукоятка стала скользкой от крови. Но руки и ноги были при мне, и пользоваться я ими умел не в пример лучше дикарей. Главное — не дать себя свалить. Я ломал хватающие меня руки, подсекал и опрокидывал одних на других. Я ни о чем не думал, не чувствовал боли. Всё вокруг посветлело, темнота превратилась в сумрак. Словно я надел ноктовизор. Меня охватило восхитительное чувство мощи и неуязвимости. Я перебил бы их всех, если бы они вдруг не отпрянули от меня. Я зарычал. Наверное, в этот момент у меня была возможность убежать. Но я не хотел бежать, я хотел драться!

…Шаман! Я увидел его прямо посреди превращения. Его ноги и нижняя часть туловища оставались человеческими — худые голенастые ноги и плоский черный живот переходили в мощную, поросшую глянцевой черной шерстью килеподобную грудную клетку зверя, в покатые плечи и черные когтистые лапы. В следующий миг оборотень упал на четвереньки, разинул черную пасть и заревел. От этого рева меня шатнуло назад, но я тут же опомнился. Потому что видел, как «потекли» очертания его человеческих ног, сокращаясь, утолщаясь, наливаясь мощью…

Наверное, всё это было иллюзией. Ни в кого он не превращался, черный шаман каннибалов, но в тот момент я не был способен объективно мыслить. Я понял, что

чувствует шакал, увидев надвигающегося льва.

Я не был шакалом. Я был таким же зверем. Но молодым, неопытным, щенком в сравнении с этой матерой тварью-шаманом. Одно хорошо. Я не впал в ступор. Не принял униженную позу, не пытался молить о пощаде и пресмыкаться. Я просто бросился наутек. Настолько быстро, насколько был способен.

Я не оглядывался. Я и без того знал, что «зверь» меня преследует. Но — не настигает. И не нестигнет, потому что я — проворней. Я бежал по саванне, и все окрестное зверье, настоящее зверье, уступало мне дорогу. Может, не мне, а тому, кто длинными прыжками мчался за мной… Но так и не догнал. Кошка есть кошка. Она не приспособлена для долгого бега. Даже оборотень. Вот если бы мой преследователь был волком…

Он уже давно отстал, потерялся в темноте, а я все еще продолжал бежать. Пробежал, наверное, километров двадцать.

Не чувствуя ног, ничего не чувствуя, кроме повисшего за спиной ужаса.

Остановился только тогда, когда на моем пути встали несколько человеческих фигур с копьями на изготовку.

У меня не осталось сил ни чтобы драться, ни чтобы бежать.

Последняя мысль, вспыхнувшая в моем угасающем сознании: неужели я бежал по кругу?

Удара о землю я уже не почувствовал.