Когда Грива оказался у него за спиной, он как раз отщипнул очередной кусок булки.
— Куда же вы, птички? — воскликнул горе-патрульный, когда более бдительные голуби заметили Гриву.
Ответа на свой вопрос он так и не получил, потому что погрузился в здоровый сон. Этак часика на четыре. На то, чтобы закинуть грузных патрульных в машину, потребовалось минут десять. Гриве даже потребовалась помощь Даши, чтобы запихнуть тяжеленную «мадам» в вертушку.
Еще четверть часа понадобилось, чтобы запустить в техническом режиме одну из припаркованных на крыше вертушек, в которой «предыдущий пользователь» был старше шестнадцати и имел право пилотировать вручную. Брать полицейскую вертушку Грива не рискнул. Слишком приметная.
Итак, они взлетели.
Грива не очень хорошо знал Париж, поэтому направил вертушку к единственному ориентиру, отлично видимому с любой точки парижского неба, — к Эйфелевой башне.
Вот уж никогда не подумал бы Артём, что вид железного чудища, изуродовавшего безупречную архитектуру старого Парижа, когда-нибудь его порадует.
Ближайшая задача — сесть где-нибудь поблизости от российского посольства. А затем попробовать попасть внутрь. Причем — минуя контрольные системы, информацию с которых «аладдиновцы» вполне могут считать. Но в посольстве наверняка найдется кто-то из «императорских орлят», знающих Артёма лично. Так что этот вопрос решить можно. Потом по закрытому каналу связаться с дедом, объяснить, что к чему, и попросить помочь.
Должно сработать. Как бы ни был могуч «Аладдин», но Российская империя тоже кое-что из себя представляет. Тем более что далеко не все лидеры «Аладдина» жаждут крови Артёма Гривы. То есть вряд ли пойдут на открытый конфликт. Хотя… Все-таки год прошел. За год в мировом раскладе многое могло измениться…
Вертушка легла на курс. Грива покосился на свою спутницу. Даша расширенными от восхищения глазами смотрела на проплывающие внизу здания. Артём даже представить не пытался, каково это: увидеть один из крупнейших мегаполисов Запад-Европы человеку, который до сей поры не видел архитектурного сооружения крупнее сплетенной из прутьев хижины.
Хотя, если вспомнить, каково пришлось этой юной девочке в последние месяцы, то вряд ли знакомство с урбанистической цивилизацией будет для нее таким уж большим шоком.
— Это — город, — сказал Грива. — Он называется — Париж. Прости, милая, что не могу показать его тебе. Если будет возможность, мы непременно сюда вернемся.
— Твой мир очень красив, — негромко проговорила Даша. — Только пахнет плохо. Это все построили твои сородичи, да?
— Не совсем мои, но — действительно красиво, — согласился Артём. — Тебе не страшно лететь?
— Почему мне должно быть страшно? — удивилась Даша. — Я уже летала раньше. И ты тоже летал. Только без этого, — она погладила пластиковый подлокотник. — Это очень просто. Есть такой напиток. Ты выпьешь его — и заснешь. А потом проснешься и полетишь. Только пить надо не много. Иначе совсем улетишь из живого мира. Вот как мы с тобой.
«Черт, она все еще думает, что мы умерли!» — сообразил Грива.
— Дашенька, милая, мы живы! — настойчиво произнес он. — Вот моя рука, попробуй, она теплая!
— Да разве это важно? — Даша засмеялась. Это был счастливый смех. — Конечно, мы с тобой умерли, а как же иначе? Если бы ты, любимый, мог видеть свое лицо, то понял бы это сразу.
— Да? Ну это как раз просто, — Грива тронул сенсор, превращая часть обзорного окна в зеркало. — Сейчас ты…
И осекся.
Из зеркального овала на майора Гриву смотрел совсем другой человек. То есть не то чтобы совсем другой. Этот человек был
Артёму стало ясно, почему темнокожая полицейская сначала приняла его за несовершеннолетнего Фахти. Да он сам бы принял себя за мальчишку! Чудеса да и только. Теперь они с Дашей выглядели ровесниками. Хорошо это или плохо? А черт его знает. По крайней мере ясно, что с такой физиономией соваться в русское посольство не стоит. Его попросту примут за самозванца. Хотя… Если он помолодел за последние несколько часов и те, кто его ищет, об этом не знают…
— Дашенька, скажи мне, пожалуйста, мое лицо изменилось только сейчас, или вчера оно тоже было таким?
— Ар Т’ом, это шутка, да? Мы же умерли. После смерти даже старики сразу становятся молодыми. Это все знают.
Грива с беспокойством посмотрел на свою подругу. То, что она полагает их умершими, это еще полбеды. А вот то, что она не способна воспринимать реальность, это хуже. Толстуху-полицейскую, которая приняла Артёма за «несовершеннолетнего Фахри», только слепой мог бы счесть юной.
— Да нет же, Ар Т’ом! (Артём, зови меня Артём, милая! — попросил Грива). Да, Артём, хорошо. Только мы, пришедшие из другого мира, становимся молодыми. А те, кто родился здесь, они — всякие. И молодые, и старые…