Увечный бог. Том 2

Путь, окружающий Сердце, хранил его скрытым для всех. Что же изменилось? Как его обнаружили? Даже боги не могли ощутить его, сокрытое здесь, в сердце нашего Пути. И все же на нас готовится атака. Готовится осада. Я чувствую это. Кто мог найти его?

Внезапная мысль поразила ее, сжавшись кулаком в груди. Падший!.. Но нет, он слишком слаб! Скован собственными цепями!

Что за игру он затеял? Бросить нам вызов! Это безумие! А разве Увечный бог не безумен? Замученный, сломленный, разорванный на части… они усыпали полмира. Но только у меня – его сердце. Я украла его. Ха, поглядите, как глубока, как велика моя любовь! Смотрите: я выжимаю из него жизнь до капли!

Союз справедливости и боли. Разве это не пытка для мира? Для всех миров?

– Нет, – прошептала она, – я не отступлюсь от своей… любви. Никогда!

Настоящее поклонение. Я держу в руке сердце бога, и мы вместе поем тысячу песен страдания.

Далекий грохот заставил ее обернуться. Изморские корабли! Сорванные с якорей, громадные суда поднимались на громадных волнах – белая пена вздымается к небесам, под оглушительный треск корабли сталкиваются, ломаются, волчьи головы падают в море, – она видела, как корабли Коланса внизу, пришвартованные у молов и за волнорезами, мечутся, как звери, в слепом замешательстве. Волны били в каменные волнорезы, вздымаясь в воздух стеной. Хотя… Ветра нет

.

Ветра нет!

Свищ почти потерялся в громадном седле за плечами Ве’гата; и все же, когда зверь рванулся вперед, мальчик не вылетел, как из конского седла. Чешуйки продолжали изменяться, прикрывая ноги Свища, и он с удивлением наблюдал, как седло становится броней. Сбоку чешуйки окружали его бедра. Свищ даже на мгновение испугался: не окружит ли эта броня его целиком? И отпустит ли обратно?

Свищ повернул голову на соседнего Ве’гата, посмотреть: не растет ли у того шкура, чтобы так же окружить седока; нет, седло оставалось прежним. И Смертный меч Кругава сидела в нем с привычной уверенностью ветерана. Свищ завидовал таким людям, у которых все получается запросто.

Мой отец был не таким. Он не был прирожденным бойцом. И не было у него талантов, скажем, Калама Мекхара. Или Урагана, или Геслера. Обычный человек, вынужденный быть больше, чем он есть.

Хорошо, что я не видел, как он умер. И хорошо, что в памяти я вижу его живым, всегда живым.

Наверное, я могу с этим жить.

Выбора у меня нет.

Они покинули войско к’чейн че’маллей ночью и теперь быстро приближались к армиям летерийцев и болкандцев. Если Свищ вытягивался – насколько позволяло обнимающее его бедра седло, – прямо впереди он мог видеть кипящее пятно, поднимающиеся на гребень горы войска. Свищ снова взглянул на Кругаву. Она ехала в шлеме, опустив и закрепив забрало. Плащ из волчьей шкуры, слишком тяжелый, чтобы развеваться за спиной, несмотря на большую скорость Ве’гата, изящно стекал по крупу к’чейн че’малля и прикрывал мышцы задних ног; шкура блестела и покрывалась рябью при движении.

Она была бы страшной матерью, эта Кругава, решил Свищ. Пугающей, и все же если бы отдала ребенку свою любовь, то уж без остатка. Свирепая как волчица.