Ужин прошел совершенно обыденно. Агнесса, как и за обедом, примостилась на самом дальнем конце стола. Петер сидел напротив, и до приторности услужливый Вейн буквально обосновался за его стулом, то и дело подливая и подливая хозяину вина. При каждом выпитом бокале я морщилась, словно от невыносимой зубной боли. Нет, Петер не пьянел. Его речь оставалась ясной, а язык не заплетался. Но это настораживало еще сильнее. Помнится, Вадим тоже в одно время хвастался, что способен перепить любого своего собутыльника.
Правда, одна сцена меня все-таки насторожила. Она прошла практически мимо моего внимания, поскольку в этот момент я храбро сражалась с огромнейшим куском жареного мяса в отвратительных сальных прожилках. Но тут же умерила свой пыл, когда услышала любезный голосок Агнессы.
— Кстати, господин, — проворковала она, лениво ковыряясь вилкой в предложенном кушанье. — Приходили из деревни. Молочник, мясник. Вроде бы мы задолжали им какую-то сумму.
— Как, опять? — вскричал Петер с таким гневом, что я едва не подавилась вином, которое как раз пригубила. — Безобразие! Я буквально на прошлой неделе передал тебе кругленькую сумму, чтобы ты рассчиталась с ними.
Агнесса вздохнула и печально опустила ресницы, словно говоря — а я-то что могу тут поделать.
У меня начала зверски чесаться переносица. Собственно, она всегда у меня чесалась, когда я чувствовала ложь.
— Это летнее житье обходится мне даже дороже, чем круглогодичное содержание дома в Мефолде, — продолжал злиться Петер. — Никак не пойму, почему такое происходит? Слуг тут всего ничего, продукты должны быть дешевле, поскольку напрямую из деревни.
— Жадность, господин. — Агнесса потупила глазки. — Это все жадность. В городе большой выбор всевозможных лавок, и в погоне за покупателями хозяева их с готовностью идут на скидки. А здешние жители прекрасно понимают, что у вас просто нет иной альтернативы. Вот и дерут такую цену, которую сочтут нужной.
Я мысленно кашлянула.
Складно говорит эта Агнесса, да только врет. Не стоит забывать, что в деревнях конкуренция за сбыт продукции еще ожесточеннее, чем в городе. Потому как у каждого местного крестьянина свое немаленькое хозяйство и своя семья, которую каким-то образом надо обеспечивать. А перекупщики, насколько я помню из своего детства, проводимое у бабушки в Вологодской области, даже за самое свежее парное мясо и молоко дают сущие копейки. И все равно продавали, потому что деваться было некуда. Или за гроши — или на выброс.
— Безобразие, — уже тише пробурчал Петер, подрастеряв свой боевой пыл. — Поскорее бы в Мефолд. Эти летние каникулы когда-нибудь разорят меня.
Я успела заметить, как Агнесса и Вейн мимолетно переглянулись и блондин едва успел наклонить голову, пряча самодовольную усмешку.
Ну-ну, молодежь, вы еще не представляете, с кем связались.
— Я отдам завтра Рейму десять золотых, — завершил Петер с тяжелым вздохом. — Надеюсь, этого хватит на пару недель.
— Господин, наш верный дворецкий уже так стар и подслеповат, — вновь вмешалась Агнесса. — Позволь Вейну полностью взять процесс закупки продовольствия в свои руки. Боюсь, беднягу частенько обманывают.
— Это бы многое объяснило, — задумчиво протянул Петер. — Очень многое.
— Дорогой, я с удовольствием займусь этим, — не выдержав, вмешалась я.
В обеденном зале после этого воцарилась потрясенная тишина.
Петер уставился на меня во все глаза с таким удивлением, как будто у меня на лбу вырос рог. Я на всякий случай потыкала пальцем туда, понятное дело, ничего не обнаружила и воссияла самой радостной из всех возможных улыбок.
А вот Агнесса посмотрела на меня так, что если бы взглядом можно было убивать — я бы немедля пала хладным трупом.
— Простите, госпожа Тереза, — прошелестел ее голос. Она усердно пыталась скрыть свои эмоции, но у нее это слабо получалось. Вон какой змеиный присвист слышится в конце каждого слова. А девушка уже продолжала: — Я немного не поняла. Что вы хотели сказать?
— Что хотела, то и сказала, — ответила я, отметив, что очень тяжело одновременно улыбаться и говорить грубости.
Ну ничего, на своей бывшей работе я и не таких подколодных гадюк переигрывала.
Агнесса аж закашлялась, приложив ко рту изящный кружевной платочек. Затем возмущенно перевела взгляд на Петера, видимо, ожидая, что тот придет к ней на выручку.
— Дорогой, ты же знаешь, что мой отец — тот еще картежник, — зачирикала я, не дав Петеру вымолвить и слова. А то вон как грозно нахмурился и желваками заиграл. Но воспитание не позволит ему перебить женщину, поэтому покорно выслушает до конца. — Я росла без матери. Отец не знал, чем меня занять. Поэтому научил играть. А какая игра без умения быстро и верно считать? Так что складывать и вычитать я умею великолепно. Это во-первых. А во-вторых, в доме отца именно я ведала закупками продовольствия.
— Неужели? — со скепсисом вопросил Петер, воспользовавшись крохотной паузой, которую я сделала, чтобы отдышаться после долгой тирады.