Ужас в музее

Не стану объяснять, что именно я имею в виду, ибо, посвятив тебя в подробности, я бы уподобился старым жрецам, погубившим меня. Скажу лишь одно: с тех пор как мне открылось тайное знание, я содрогаюсь при мысли о нашем мире и испытаниях, выпавших на его долю. Наш мир бесконечно стар, Джеймс, и он пережил не одну страницу своей истории еще до зарождения знакомых нам форм органической жизни и связанных с нею геологических эпох. Страшно подумать: целые циклы эволюции, с живыми существами и расами, с вековым опытом, знаниями и болезнями — все это отжило свой срок и исчезло еще прежде, чем первая амеба зашевелилась во глубине тропических морей, как это описывает современная геология.

Я сказал «исчезло», но я не вполне точно выразился. Так оно было бы лучше, но дело обстоит несколько иначе. Кое-где древние традиции сохранились — не могу сказать тебе, каким образом, — и отдельные архаические жизнеформы сумели пробиться сквозь века в потаенных уголках планеты. В землях, ныне погребенных в океанской пучине, существовали богомерзкие культы, отправлявшиеся нечестивыми жрецами. Рассадником заразы была Атлантида, поистине страшная страна. Если небеса будут милосердны к нам, никто никогда не извлечет сей ужас из морских глубин.

Однако одна колония Атлантиды не затонула, и если войти в доверие к какому-нибудь туарегскому жрецу в Африке, он наверняка понарасскажет тебе диких историй о ней — историй, которые перекликаются со слухами, ходящими среди сумасшедших лам и полоумных погонщиков яков на затерянных азиатских плато. Я уже вдоволь наслушался подобных россказней и толков к тому моменту, когда мне поведали по-настоящему важную вещь. Подробностей ты никогда не узнаешь, но речь шла о некоем существе из бесконечно глубокой древности, которое может быть возвращено к жизни — или к видимости жизни — с помощью определенных приемов, о которых сам рассказчик имел смутное представление.

Так вот, Джеймс, несмотря на мое признание насчет лихорадки, ты знаешь, что я неплохой врач. Я усердно изучал медицину и стал разбираться в ней не хуже любого другого ученого — а возможно, и чуть лучше, поскольку в стране Хоггар я сделал нечто такое, чего никогда не удавалось ни одному жрецу. С завязанными глазами меня привели в одно потаенное место, куда никто не имел доступа на протяжении многих поколений, — и я вернулся оттуда с Сурамой.

Спокойно, Джеймс! Я знаю, что ты хочешь сказать. Откуда он знает все, что знает? Почему говорит на английском — да и на любом другом языке, коли на то пошло — без акцента? Почему он поехал со мной? И так далее и тому подобное. Я не могу объяснить тебе все, скажу лишь, что он воспринимает мысли, образы и впечатления не посредством мозга и органов чувств. Он нуждался во мне и моих научных знаниях. Он многое рассказал мне и открыл передо мной новые перспективы. Он научил меня поклоняться древнейшим, изначальным нечестивым божествам и наметил передо мной путь к ужасной цели, о которой я не могу даже туманно намекнуть тебе. Не настаивай, Джеймс, — я молчу во спасение твоего рассудка и рассудка всего человечества!

Сурама обладает безграничными способностями. Он состоит в союзе со звездами и всеми силами Природы. Не думай, будто я брежу, Джеймс, — клянусь, я в своем уме! Я слишком много видел, чтобы сомневаться. Он подарил мне новые наслаждения, являвшиеся формами древнего культа, и величайшим из них стала черная лихорадка.

Господи, Джеймс! Неужели ты до сих пор ничего не понял? Неужели по-прежнему думаешь, что черная лихорадка пришла из Тибета и что я узнал о ней там? Пошевели мозгами, дружище! Взгляни еще раз на статью Миллера! Он открыл универсальный антитоксин, который покончит с лихорадкой через пятьдесят лет, когда другие ученые научатся модифицировать препарат применительно ко всем разновидностям заболевания. Он выбил почву у меня из-под ног — добился успеха в деле, которому я посвятил всю свою жизнь, — подрезал мне крылья, несшие меня по ветру науки! Удивительно ли, что его статья так потрясла меня? Удивительно ли, что повергла в шок, вернувший меня из пучины безумия к давним мечтам юности? Увы, слишком поздно! Слишком поздно! Но еще не поздно, чтобы спасти других!

Полагаю, я немного заговариваюсь сейчас, старина. Действие инъекции, знаешь ли. Я спросил, почему ты не догадался насчет черной лихорадки. Впрочем, как ты мог? Разве Миллер не пишет, что излечил семерых пациентов своей сывороткой? Все дело в диагнозе, Джеймс. Он думает

, что это черная лихорадка. А я читаю между строк. Вот здесь, дружище, на странице пятьсот пятьдесят первой, ответ на все вопросы. Перечитай еще раз.

Вот, видишь? Лихорадочные больные с Тихоокеанского побережья никак не отреагировали на сыворотку. Эти случаи заболевания озадачили Миллера, они даже не походили ни на одну известную медицине разновидность лихорадки. Что ж, то мои случаи! Случаи настоящей черной лихорадки! И на свете нет и никогда не будет антитоксина, способного исцелить сей страшный недуг!