Узлы на простыне

Дмитрий вздрогнул. Он и не заметил, что сидел рядом с грязным алкашом. Тот нагло улыбался, щуря свои бесцветные посоловевшие глаза. В руке у него была пластиковая бутылка пива. Седая, серая щетина обметала лицо, делая его похожим на снежного человека. Только сейчас парень почувствовал запах, исходящий от соседа по лавочке.

– Тебе что за дело. О чем ты?

– Плохо тебя мама воспитала. Со старшими на «ты» не говорят!

– Мама запрещала мне разговаривать с неизвестными, поэтому уравнения приходилось решать молча, – шаг вперед, к Сонькиному подъезду не давался, и чем дольше он находился тут, тем невозможнее он казался.

– Что, стресс? Так вот они и жили, спали врозь, а дети были, – продолжал свое старик. – Что не растерялся, хвалю, надо же было жениться, не сидеть же тебе в девках у трупа три года. Пусть всё как у всех. Да? Природа – мать. На вот, глотни пива, а то у тебя сердце такой радости не выдержит. И придется тебе на руку бежать ссать.

– На руку ссать? А зачем ссут на руку?

– Все замечательно, – невпопад шевельнулся старик и придвинулся к Дмитрию поближе. – Жизнь бьет ключом, иногда по голове. А пузырьки пива бьют в башку!

Дмитрий обернулся на трепача.

– Ценная информация – записываю.

– Открываю вторую бутылку пива. Будешь? На, первому дам хлебнуть. Бери, а то нещадно вылью себе в пасть, – дед дотронулся до рукава парня.

– Нещадно по отношению к бутылке? – нервные пальцы рассыпали новую сигарету на ботинки.

– Да нет же, ты не улавливаешь, по отношению к собственному организмусу. Эх, молодежь! Хорошо иметь умный желудок, разумную печень и мыслящую поджелудочную железу. А мои органы не мыслят, а только пытаются выжить.

Дмитрий уже не слушал, он сделал свой шаг и теперь шел по ступенькам подъезда Сондры.

– Ну вот и молодец, – пробормотал ему вслед старик.

Звонок в дверь почему-то не стал для меня неожиданностью. Петр рванулся к двери раньше меня. Тут в коридоре лежали мешки со старыми вещами, с тем, что когда-то носила бабушка. Стопка старых детективов, перевязанная веревкой, которые мне и раньше всегда хотелось выбросить, тоже приютилась у выхода, печально покосившись от удара Петькиного ботинка. Я медленно ковыляла к выходу, когда увидела в раскрытую дверь его, моего Димку. Светлые волосы чуть волнились, пеплом спускаясь на глаза, голубизну которых не мог заглушить темный коридор. Он какой-то другой, – подумалось мне, но мысль потерялась, все еще не хотелось сосредотачиваться на анализе и разглядывании того, что существовало в реале, в сегодняшнем дне, в том моменте, который выхватил меня так внезапно.

– Митька! – воскликнула я.

«Хирург» отступил, давая парню войти.

– А Митька у нас кто? – пробормотал он. – Я что-то не помню в списке посещавших никаких Митек.

Я даже рассмеялась, так мне показалось все это незначительно и мелочно. Я провела рукой по своим волосам, которые напоминали о себе короткими всходами.

– А где бабушка? – меня поразил его первый вопрос, и молния параллели горестно саданула внутри памяти. Бабушка и я – мы обе были брошенными и забытыми трупами, о которых никто не вспомнил в течение трех лет.

– Я слышала голос Настьки у тебя дома. Это что? – сама не пойму как задала этот вопрос. Но не смогла не спросить его первым. Не важно, что не приходил, но что делает Настя у него дома?

– Бабуля тут своим трупом всю квартиру провоняла, детка. Вы тут, видать, совсем отморозки, на людей плюете, как на асфальт. Хоть бы изредка апельсины носили, хоть бы шкурки от них, или зернышки. Может вони было бы меньше.

Митька посмотрел на меня исподлобья. Нервно потеребил кончик носа. На пальце кольца не было. Хотя отметила я это механически.

Предчувствие чего-то ужасного и необратимого почему-то сжало мне сердце. Накануне я бросила трубку, когда поняла, что это Настя, моя лучшая подруга, берет телефонную трубку и отвечает на звонки у Митьки дома. Но я не стала даже думать об этом, просто сразу прекратила думать вообще. Мозг не хотел. И вот теперь Митя молча теребил свой нос.

– Мы с Настей поженились, понимаешь. Мы ходили к тебе в больницу, она сказал, что любит меня.

– Хороший предлог, – прокомментировал «хирург». – А чего ж перестали в больницу ходить? Иль она любить перестала?

– У нас сын – Игорек.

Наверное, я побледнела, потому что Димка сделал шаг ко мне и обнял. Трость моя упала, и я забыла обо всем, почувствовав его руки. Его глаза испуганно заглядывали прямо внутрь меня. Губы, такие мягкие нежные, жадные, что-то продолжающие шептать, они были рядом, вот они, и я прижалась к ним. Прижалась и проникла в них как в источник своей жизни, чтобы хлебнуть немного счастья и воздуха, глотнуть жизни, вернуть ее, утонуть в ней.

Только теперь до меня дошло то, что сказал Митя. Я поняла, наконец, смысл его слов и значение того, что домашний телефон озвучивал голос моей подруги.