Узники смерти

Елена Николаевна рассмеялась, но в ее смехе было мало веселого. Над всем, что сказал Зотов, она уже думала, но надеялась, что майор развеет ее опасения. Этого не случилось, но Бортник уже твердо приняла решение и сворачивать не собиралась.

— Значит, мне придется исчезнуть, — произнесла она, и Дмитрий Николаевич понял, что это действительно серьезно.

— Почему ты согласилась работать в Системе?

Бортник усмехнулась:

— Ты думаешь, я сознательно оказалась в этом аду? Нет. Я была молодой наивной дурочкой. Мне импонировало, что я прямо со студенческой скамьи буду работать в лучшем институте с выдающимися профессорами. Я гордилась, что своей работой приношу огромную пользу своему народу и стране. Да и с материальной стороны это было выгодно. Почти сразу я получила все: квартиру, машину, положение в обществе. Система затягивала меня в свои коварные сети постепенно, незаметно, до тех пор, пока обратного пути уже не было. Разве у нас есть выбор? Кто не с нами — тот против нас. Это извечный принцип нашего существования. Но ты поможешь мне?

— Да. Я сделаю для тебя все.

— Поцелуй меня…

Майор понимал, что решение Бортник порвать с Системой — не просто очередной женский каприз. Такими вещами не шутят и, прежде чем решиться, все хорошо обдумывают. Обычно людей толкает на это несколько причин: глубокий душевный кризис, чрезвычайное событие, выбившее из под ног почву и перевернувшее идеалы в которые некогда верил, и т д. Бортник с самого начала приняла Систему в штыки, но та приручила ее, хотя и не подавила. Неприятие не исчезало, оно лишь накапливалось внутри женской души, чтобы в один прекрасный день прерваться наружу. Огромное нервное потрясение послужило толчком к этому и, хотя Бортник практически ничего не помнила, подсознательно все уже было решено, и обратный путь отрезан навсегда.

29

— Разрешите войти?

— Входи.

— Сержант Машков по вашему…

Зотов жестом прервал рапорт сержанта и предложил ему сесть.

— Как дела? — спросил майор, протягивая Машкову сигареты, но, вспомнив, что тот не курит, снова убирая их в стол.

— Нормально, товарищ майор. Как говорится: "Служу Советскому Союзу!"

— Молодец, сержант. Завтра на батальонном разводе зачитают приказ о твоем награждении: отпуск на родину. Так что готовься.

Сержант засиял, как начищенная бляха на его ремне.

— Спасибо, товарищ майор!

— Да мне-то за что? Ты давно заслужил. Вернешься из отпуска — "старшего" получишь. Но это между нами.

— Могила, — протянул сержант, вспотев от удовольствия.

— И еще. К твоему отпуску и прибавлю три дня командировочных. Ты же питерский?

— Так точно!

— Во-от. По этому адресу, — майор протянул Машкову лист бумаги, — отвезешь моему другу посылочку.

Зотов достал из сейфа две литровые банки с вареньем. Оно было густое, темное, и сержанту даже в голову не пришло, что в банках, кроме того, что он видел, был еще и небольшое письмо-инструкция зотовскому приятелю.

— Насколько я знаю, — продолжал майор, — Павловск находится рядом с Ленинградом.

— Да. Полчаса на электричке.

— Сначала отвезешь варенье, иначе можешь опоздать — мой друг вот-вот должен уехать. И не дай Бог с банками что-то случится! Понял?

— Так точно! Все будет в лучшем виде!

Машков готов был не то что две банки — цистерну толкать впереди себя до самого Ленинграда, лишь бы оказаться дома.

— Ты был в группе захвата вместе с полковником Саблиным. Как он вел себя? — без всяких предисловий спросил Зотов, в упор смотря на сержанта.

— Да нормально вел, — медленно ответил Машков. — Пер, как танк, я даже удивился.

— Чему?

— Ну, штабист все-таки, московский, — как бы оправдываясь, произнес сержант. — Рыскать по лесу навыков мало.

— Значит, он хорошо рыскал?

— Честно говоря, в данном случае и дурак бы не заблудился. Следы были очень четкие, и собаки шли уверенно.

Зотов задумался, снова вытаскивая сигареты.

— Так значит, Саблин шел уверенно, — как бы спрашивая и одновременно утверждая, произнес майор. — Ну что ж, и москвичи что-то умеют. Да?

Машков еле сдержал себя, чтобы не улыбнуться, когда Зотов то ли специально, то ли непроизвольно сравнил Саблина с собаками.

— Так точно, — ничего не понимая, но решив благоразумно согласиться, выпалил сержант. Сам же подумал: "Видать, вдуют полковнику по самые уши. Не зря Зотов землю роет."

— Теперь, вроде, все, — подвел черту майор. — О нашем разговоре помалкивай. Если вопросов больше нет — свободен.

— Когда выезжаю?

— Завтра вечером.

— Разрешите идти?

Зотов кивнул.

Прошло три дня. После завтрака Зотов спустился в медчасть к Елене Николаевне.

— Запомни сегодняшнее число. С седьмого июля у тебя начинается новая жизнь, — произнес он и поцеловал женщину. — Вечером, если мне удасться переправить тебя в Ленинград, я отправлю генералу шифровку. что после внезапного осложнения ты скончалась, как говорится, в одночасье.

— А как же врачи? Не заложат?

— Не думаю. Они знают, что если откроют рты, то придется тоже самое сделать и мне, сообщив об их нелегальной торговле человеческими органами.

— Да у тебя тут бардак, товарищ майор.

— Нужно везде иметь своих людей.

— А как Мизин? Но он не выдаст, я с ним поговорю.