В бассейн!

– О, мне даже самому смешно. Хм-м… раз уж заговорили о еде, может быть, сварить тебя в кипятке? Ты знала, что Генрих Восьмой, став королём Англии, сделал сварение в кипятке официальным способом казни? Очень забавно слышать, как говорят, что в кипятке варят «заживо», потому что я тебе гарантирую, что слишком долго ты не проживёшь. Но я легко могу залить свои внутренности водой, а потом с помощью своих запасов энергии разогреть её. Сначала это покажется приятной тёплой ванной, но потом будет становиться всё горячее, горячее и горячее. Интересно, ты покраснеешь, как омар?

Милли сидела в столовой со страдальческим видом, понимая, что теперь обречена есть одна. Она открыла антологию ужасных рассказов, которую взяла в школьной библиотеке. Книги, по крайней мере, всегда составят ей компанию.

Но потом к ней как ни в чём не бывало подсел Дилан.

– Эй, – сказал он.

– Как ты можешь просто взять и сесть со мной вот так? – спросила Милли.

Он спокойно вскрыл пакетики с кетчупом и, как и всегда, красной лужицей выдавил их содержимое на тарелку.

– Вот так – это как? – растерянно спросил Дилан. – Я же каждый день тут сижу.

– Я думала, ты захочешь сесть с Брук, – сказала Милли.

– У Брук обед в другое время. – Он рассеянно обмакнул наггетс в лужицу кетчупа и сунул его в рот.

Внутри Милли вскипал гнев, поднимаясь от самых кончиков пальцев ног.

– А я кто тогда? Запасной аэродром? Её дублёрша?

Дилан потёр лицо, словно очень устал.

– Прости, Милли, я очень хочу понять, что ты имеешь в виду, но никак не получается.

Милли не понимала, как можно быть таким тупым.

– Дилан, я видела тебя. С ней. Вчера вечером на ярмарке.

– Да? И что?

Она ещё никогда так не бесилась.

– Вы держались за руки. Вы были вместе.

– Да? И что? – повторил он, но потом его наконец осенило. – Постой, Милли, ты думала, что я с тобой… встречаюсь?

Милли сглотнула и усилием воли заставила себя не плакать.

– Ты заметил меня. Принёс мне книжку. Водил пить чай. Конечно, я думала, что мы можем. В будущем. Ну, встречаться.

– Ух ты, – протянул Дилан. – Прости, что сбил тебя с толку. Ну, ты замечательная и очень милая, и всё такое, но я никогда не хотел, чтобы ты подумала, что мы не просто друзья. У тебя что, никогда не было друзей-парней, которые не были… ну… твоими парнями?

Ханна была единственной подругой Милли, да и та её бросила. Но об этом Милли Дилану говорить не собиралась.

– Конечно, были. Но, Дилан, ты же сказал мне, что я единственная, кого ты считаешь клёвой в этой школе.

– Да, я так сказал. Но это был мой первый день в школе. С тех пор я познакомился и с другими клёвыми людьми.

– Вроде Брук? – Голос Милли сочился сарказмом.

– Что, тебе не нравится Брук? – удивился Дилан.

– Она ничем не замечательна кроме того, что блондинка, – сказала Милли. Не надо стесняться в выражениях. Правда есть правда.

– Ты хоть раз с ней разговаривала? – спросил Дилан. – Знаешь, какая она?

Милли вообще хоть раз слышала, как Брук говорит? На уроках истории США она сидела тихо – как предполагала Милли, потому, что мозгов не хватало, чтобы сказать что-нибудь интересное или важное.

– Никогда с ней не говорила, – ответила Милли. – Я не разговариваю со всеми подряд.

Дилан покачал головой.

– Брук – не все подряд

. Она умная, начитанная и добрая. Хочет стать ветеринаром. Какая разница, какого цвета её волосы? – Дилан посмотрел на неё так пристально, словно хотел прожечь взглядом. – Милли, ты меня разочаровала. Ты, со своей чёрной одеждой, чёрной подводкой для глаз и чёрным лаком для ногтей. Я-то думал, что хотя бы ты понимаешь, что нельзя судить о человеке по внешности. Тебе не нравится, когда так поступают с тобой, но при этом сама виновна в том же самом. Насколько я помню, это называется «лицемерие». – Он поднялся. – Думаю, на этом разговор закончен.

Приближались зимние каникулы; Милли мрачнела с каждым днём. Холода, серое небо и опавшие листья идеально соответствовали её эмоциональному состоянию. Весёлые праздничные гирлянды и пластиковые Санта-Клаусы на домах раздражали её, а рождественские песни в магазинах и других общественных местах просто бесили. Ей казалось, что если она хоть ещё раз услышит «Чудесную зимнюю страну», то уже не сможет отвечать за себя.

Праздничное веселье, мир во всём мире и добрая воля – это просто ложь, которую люди говорят друг другу. Зима – это время смерти.

За ужином – овощное рагу для Милли, овощное рагу с соусом для дедушки – дедушка спросил:

– Ну что, ты рада, что завтра последний день учёбы перед каникулами?

– Не особо, – ответила Милли. – Слушай, я уже несколько дней хочу тебе сказать – я не буду в этом году праздновать Рождество.

Дедушка помрачнел.

– Не будешь праздновать Рождество? Но почему?

Милли ткнула вилкой в кусок брокколи.

– Я отказываюсь притворяться счастливой в какой-то определённый день просто потому, что общество говорит, что так надо.