Лина дочитала и, залу раскланиваясь, остановила на Лешке удивленный, а потом радостный взгляд. А зал гудел, хлопал в ладоши. И Лешка тоже начал колотить ладонью о ладонь. Справа, в одном с ним ряду, кто-то басовито крикнул: «Браво, Лина, вот не ожидал!»
Лешка мгновенно оглянулся на голос — молодого, лет тридцати верзилу дергали сзади за хромовую в «молниях» куртку, просили сесть, а он стоял во весь рост и лупил ладонью о ладонь.
«Кто это?» — оцепенел Лешка.
Лину со сцены не отпускали, но Лешка уже не слушал ее. Слегка подавшись вперед, он рассматривал незнакомца с боку. Крупный нос, черные кустистые брови, а в особенности здоровый цвет лица привели Лешку в уныние. Он еле высидел до перерыва, и когда подошла к нему празднично возбужденная Лина и спросила тихонько: «Ну как мы?» — Лешка ответил что-то невнятное, сослался на усталость и сказал, что не прочь бы уйти домой.
Уснуть он в ту ночь не уснул. Закрывал ли глаза или в высоту потолка всматривался — видел того, затянутого в хромовую куртку верзилу… Кто он? Высокий… Есть же такие счастливчики. Сам Лешка всегда переживал, что ниже он Лины ростом — пускай самую малость, всего на пальчик, а ниже… Рядом с нею — видной, неторопливой — ему хотелось быть крупным, заметным и очень сильным. Тот, хромовый, как раз из таких… Как горели у него глаза, когда он лупил — не жалел своих ладоней; до сих пор стоял в ушах его трубный, на весь зал басище: «Браво, Лина, вот не ожидал!» Подбадривает, как близкую, как свою, как родную… А с какого бока, интересно бы узнать, она ему родня? Или это: «Вот не ожидал!..» Выходит, он хорошо знает какие-то другие ее стороны, а эта сторона для него, хромового быка, вроде как неожиданный подарок… Ничего не скажешь, ловко, очень даже ловко.
Вдруг вспомнилось: когда-то слышал он, что некоторые девушки выходят замуж за любого, за случайного — так, для отвода глаз, а сами тайно живут-поживают с дружком. И не улежать в постели! Вскочил, в бесшумных валяных котах мягко зашагал от передней стены к двери и обратно.
С лодочной крыши Лина перебралась вниз, на скамейку, играется водой: то ребром, то всей шириной ладони режет встречный бегучий поток.
— Цвете-ет… Смотри, Леш, какие в воде листочки, — задела пригоршню, тянет, боясь расплескать, к Лешкиному лицу воду. — Зеленые и тонкие-тонкие. А бегут по воде у-узенькими дорожками. Поземка через бугор…
— Видал я твои листочки двести раз.
— У-у, бука… — ладонь снова за борт, и вот уже в Лешку — горсть воды.
— Бро-ось… хватит, говорю, довольно, — увертывается от брызг Лешка. — Холодно, ты понимаешь?
Пытается улыбнуться и Лешка, да губы не слушаются. Он вспоминает еще один случай — и поскрипывает зубами.
Припозорил его однажды Генка Чугунов — да кровно, при всех. Как самого молодого послали Генку грузчики за квасом, к обеду. Принес парень полный бидон и, наливая в Лешкину кружку, криво усмехнулся: «Куда это твоя лучшая половина с Виктором Петровичем задымилась?» — «А кто такой Виктор Петрович?» — в свою очередь спросил Лешка. «Гм… пора бы и знать уж: Вадивасов, новый инженер колхоза «Луч». — «Ну и что?» — «Да так, ничего. Поехали в неизвестном направлении, — и, выждав, когда установилась нехорошая, язвительная тишина, добавил: — То ли в Воскресенское, то ли колхозную кукурузу посмотреть. За рулем, между прочим, сам Виктор Петрович Вадивасов».
Не чаял Лешка, когда кончится тот день, лезла в голову всякая отрава. С работы не домой пошел — в контору. Да на свою, вышло, беду: Вадивасовым оказался тот самый хромовый верзила… «Да, умно, ничего не скажешь, — думал Лешка, и внезапно его осенила догадка. — Да у них любовь! Как пить дать любовь».
Веря и не веря случившемуся, учинил он жене допрос. «Кассиры не отлучаются из конторы, а ты с инженером на легковушке раскатываешь. Зачем?» — «Да мы одни, что ли? — и в глазах безобидное по-детски удивление. — С нами еще четыре машины катили… По-моему, он карьерист и выскочка, этот инженер. На какой-то месяц за председателя остался, и вот решил перемерить все известные маршруты, чтоб шоферам платить по-иному…» — «Больше с ним не носись». — «Носись… Наговоришь. За два года работы только раз и выехала».
Усыпила дурака лопоухого словами, а сама тем часом Вадивасова из вида не теряла, думает Лешка, приглядываясь, где бы поставить моторку, не теряла. Слишком много для того совпадений. Как-то встретились ему на улице Шура и Клаша, счетовод и учетчица и, одна другую перебивая, стали жаловаться, что жена его слишком высоко себя несет: она и в хор всех подряд сговаривает и — вот невидаль — сама, без нажима со стороны начальства, взялась выпускать стенгазету. В общем, всячески выставляется, и все это видят.
«Та-ак, ясно… Знаю, перед кем она выставляется», — мрачно думал Лешка и в тот же день опять затеял разговор о Вадивасове.