В Буэнос-Айресе

Я показал Алексе, державшейся неподалеку — все нормально. Про нее никто не знал. У нее была своя машина и пистолет в сумочке, который я ей дал. Она все-таки боевая девчонка из трущоб. И знает, как обращаться с пистолетом.

…

— Как ты выбрался? — спросил я, когда нам принесли заказ.

— Как-как. У нас с подвала подземный ход был прорыт, этого никто не знал, даже на Банковой. Когда штурм начался — нас не было уже. А вы?

— Я с аэродрома уходил.

— Понятно, ты же с русскими…

Да. Я с русскими.

— А сейчас?

— А чего сейчас?

— На Украину вернулся?

Салоид засмеялся.

— Я что, больной? Живу в Испании, дом купил, вид на жительство получил, через четыре года на гражданство подам. Виллу в Марбелье купил, давно еще, первая линия, шикарно. Взял за шестьсот пятьдесят, сейчас уже за лям ойро продам. У нас там целый поселок, русские, украинцы, приезжай, как брата приму…

— Здесь то, что делаешь?

— А ты не в теме?

— В какой?

— Ну с бабками.

— Какими бабками?

— Ну, тут затык. Мне сказали в посольстве, что ты в теме, — Салоид насторожился

— Это с инвестициями в недвигу что ли?

— Ну?

— Так погоди… ты на Садовнего что ли работаешь?

— А на кого мне еще работать? Он — папа, как скажет, так и надо делать. У нас там многие свои есть, и Гончар, и… короче, правительство Украины в изгнании, все как положено. Мы даже в Брюсселе представлены, у нас там представительство. Все, как положено, работаем в комиссии по урегулированию. Политическое примирение, дипломатический иммунитет у нас есть, все дела. Половина мира признает именно нас законным правительством.

Ох… ох… ох, как круто.

— С вашими — уговор уже есть. Если эти путчисты идут лесом, и мы возвращаемся, то ваши интересы тоже будут учтены.

Салоид отхлебнул холодной Сангрии

— Ты пойми, тогда нельзя было иначе. Это у вас порядок в танковых войсках, у нас же… вот и приходилось на языковую педаль жать, националистов поддерживать. Но так… мы же все православные люди. Куда мы друг от друга денемся?

Широка же наша Родина-Мать,

Высоко же президент — наш отец,

Можно было б тыщу лет воровать,

Но когда-то наступает[35]…

П…ц.

Салоид позвал официанта и закал еще сангрии. Когда принесли — достал фляжку и плеснул водки. Горилки, твою ж мать.

— О… хорошо. Так, о чем это я. Ты не думай, я тебе не враг, ты, надеюсь, тоже. Я сюда прилетел по поручению Папы, разобраться, как так получилось, что нашего друга грохнули. Ну, наш друг из Хорватии, понял? Я как прилетел, сразу в посольство. Но там мне сказали, что тему эту с беспределом закрыли. А тебя увидел и понял, ты и закрыл. Правильно ты тогда грохнул этого Пивовара, он отморозок был, краев совсем не видел. Правильно сделал.

Он прилетел в Буэнос-Айрес, но сразу пошел не в свое посольство, а в наше…

Охренеть…

— Короче, как думаешь, сын его сможет рулить? А?

— Думаю, что может, — ответил я, видя, как силуэт сидящего напротив меня Салоида вдруг как будто начинает терять резкость, расплываться.

— Это хорошо, если может. Я тут останусь какое-то время, проконтролирую. Не знаешь, где квартиру можно снять, хорошую и недорого.

— Нет.

— Ладно, сам найду. А насчет этих отморозков… не берите в голову, да? Есть такие сорванные, с АТО многие, планка совсем упала. Но мы таких сразу… на дальних подступах. У нас к вам вражды никакой нет.

На дальних подступах…

У меня вдруг перед глазами — начали вставать картины…

Очередь из стариков и старух на украинском блокпосту, и пылящий мимо них автобус — там все проплачено на украинской стороне, потому вези хоть ракетную установку.

Десятки фур на самопальном блокпосту. Две тысячи пятнадцатый год, дорога в Крым. Кто-то на этом шлагбауме станет миллионером, а что станет с остальными… а не пофиг ли? Нет?

Год спустя. Полесье. Янтарная республика, пейзажи как после старого, случившегося много лет назад артиллерийского обстрела. Сотни людей, копающихся в грязи, поднятой мотопомпами. Дергающаяся камера, автомат, летящие камни, джип, снова бег, смазанные на ходу стволы… если у людей отнимать последнее — вот это вот и бывает.