В дебрях Африки

Идрис между тем поставил кувшин на указанный Стасем камень и обернулся к нему. Стась видел его улыбающееся лицо и всю его высокую фигуру на фоне гладкой песчаной равнины. Колебания его кончились, и, когда Идрис прошел пятьдесят шагов, он стал медленно прицеливаться.

Тут, однако, произошло нечто совсем неожиданное.

Прежде чем он успел прикоснуться пальцем к курку, из-за расположенных неподалеку песчаных холмов послышался громкий крик, и в ту же минуту около двадцати всадников на лошадях и верблюдах высыпало на равнину. Идрис, завидев их, остановился как вкопанный; Стась тоже точно окаменел от изумления; но тотчас же изумление его сменилось бурной радостью. Наконец-то, наконец – желанная погоня! Да! Это не может быть ничто другое! Очевидно, бедуинов поймали в поселении, и они показали, где скрывается остальная часть каравана! Понял это и Идрис. Придя в себя, он подбежал к Стасю с лицом, серым, как пепел, от ужаса, и, бросившись перед ним на колени, стал повторять прерывающимся голосом:

– Господин, я был добр к вам! Я был добр к маленькой бинт! Помни об этом!

Стась машинально вынул патроны из ружья и смотрел, что будет дальше. Всадники мчались во весь дух, с радостными криками, вскидывая кверху длинные арабские ружья и с необычайной ловкостью ловя их на бегу. В ясном, прозрачном воздухе они были превосходно и отчетливо видны. Во главе их, посредине, бежали оба бедуина, размахивая, как полоумные, руками и бурнусами.

Через несколько минут вся ватага окружила караван. Некоторые из всадников стали соскакивать с лошадей и верблюдов; другие остались в седлах, продолжая дико выкрикивать какие-то слова. Среди этих выкриков можно было различить только два слова:

– Хартум! Гордон! Гордон! Хартум!..

Наконец один из бедуинов – тот, которого товарищи называли Абу-Ангой, – подбежал к Идрису, продолжавшему валяться у ног Стася, и стал кричать ему:

– Хартум взят! Гордон убит! Махди победил!

Идрис встал, но все еще не верил своим ушам.

– А эти люди? – спросил он дрожащими губами.

– Эти люди должны были поймать нас; но теперь они идут с нами к пророку!

У Стася потемнело в глазах…

XIV

Действительно, последняя надежда на побег во время пути исчезла. Стась понимал теперь, что никакие попытки ему не удадутся, что погоня их не настигнет, и если они даже выдержат все трудности пути, то их довезут до Махди и там передадут в руки Смаину. Единственным утешением для него оставалась только мысль, что их похитили затем, чтобы Смаин мог обменять их на своих детей. Но когда это будет и что ожидает их еще до тех пор? Какие ужасы и преследования ждут их среди кровожадных орд дикарей? Выдержит ли Нель все трудности и невзгоды? – Никто не мог дать ответа на это, но зато было известно наверняка, что Махди и его дервиши ненавидят христиан и вообще европейцев. И в душе мальчика родилось опасение, будет ли достаточно влияния Смаина, чтобы оградить их обоих от оскорблений, истязаний, глумления и жестокостей приверженцев Махди, которые убивали даже магометан, остававшихся верными правительству?

В первый раз с минуты похищения Стася охватило глубокое отчаяние и вместе с тем какое-то суеверное убеждение, что их преследует злой рок. Ведь даже самая мысль похитить их из Файюма и отвезти в Хартум была прямым безумием, на какое могли решиться только такие дикие и невежественные люди, как Идрис и Гебр, не понимавшие, что им придется проехать несколько тысяч километров по стране, подвластной египетскому правительству, или, вернее, англичанам. В лучшем для них случае, они должны были быть пойманы на второй день; а между тем все складывалось так, что вот они находятся уже недалеко от второго водопада, а их не настигла ни одна из предыдущих погонь, а последняя, которая могла их задержать, присоединилась к похитителям и будет им теперь только помогать. К отчаянию Стася, к его опасениям за судьбу маленькой Нель присоединялось еще обидное сознание, что он ничего не может сделать, – ничего больше не может придумать, так как, если бы ему даже отдали теперь в руки ружье и патроны, он все равно не сможет перестрелять всех арабов, составлявших караван.