В дебрях Африки

Стась представлял себе, что жители Судана отличаются от всех арабов, населяющих Египет, только тем, что верят в Махди и не хотят признавать власть хедива. Ему пришлось, однако, убедиться, что он очень ошибался. У тех, которые останавливали теперь на каждом шагу караван, кожа была по большей части еще темнее даже, чем у Идриса и Гебра, а в сравнении с обоими бедуинами – почти черная. Негритянская кровь преобладала в них над арабской. Их лица и груди были татуированы, и узоры на коже изображали или какой-нибудь рисунок, или какой-нибудь стих из Корана. Некоторые были почти голы, на других было что-то вроде балахона из белой бумажной ткани, с нашитыми разноцветными заплатами. У некоторых через ноздри, губы и уши были продеты коралловые или костяные палочки. У предводителей на головах были белые ермолки из такой же ткани, как их балахоны; у простых воинов головы были открыты, но не бритые, как у арабов в Египте, а, напротив, обросшие огромными шапками курчавых волос, выжженных часто до красноты известкой, которой они их мазали, чтоб защитить себя от насекомых. Оружие их состояло преимущественно из пик, наводивших ужас в их руках; но у некоторых попадались карабины Ремингтона, которые они отняли в победоносных сражениях с египетской армией и после падения Хартума. Вид их вообще был ужасен, а держали они себя по отношению к каравану угрожающе, так как думали, что он состоит из египетских купцов, которым в первое время после победы Махди запретил въезд в Судан.

Обыкновенно, окружив караван, они с криком и угрозами направляли свои пики в путников или начинали целиться в них из ружей. Идрис спешил тогда ответить им криком, что он и его брат принадлежат к племени дангалов, тому самому, из которого происходит и Махди, и что они везут пророку белых детей в качестве заложников. Это одно удерживало дикарей от насилия. Когда Стась столкнулся лицом к лицу с этой страшной действительностью, душа замерла у него при мысли, что ждет их еще впереди. Даже Идрис, который долго жил перед тем в цивилизованной стране, не представлял себе ничего подобного. Он сам был очень рад, когда, наконец, однажды вечером их окружил вооруженный отряд эмира Нур-эль-Тадхиля и повел к Хартуму.

Нур-эль-Тадхиль, перед тем как он бежал к Махди, был египетским офицером одного из негритянских полков хедива и потому не был так дик, как остальные махдисты. С ним Идрису легче было сговориться. Но и здесь его ожидало разочарование. Он думал, что появление его с белыми детьми в лагере Махди вызовет всеобщее изумление, хотя бы ввиду необыкновенной трудности и опасности пути. Он полагал, что махдисты встретят его с восторгом, с распростертыми объятиями и торжественно поведут его к пророку, а тот осыплет его золотом и почестями за то, что он не поколебался рискнуть головой, чтоб оказать услугу его родственнице Фатьме. А между тем воины Махди тыкали им копьями в грудь, а Нур-эль-Тадхиль довольно равнодушно выслушал рассказ о трудностях путешествия. И, в конце концов, на вопрос, знает ли он Смаина, мужа Фатьмы, ответил:

– Нет. В Омдурмане и в Хартуме находится больше ста тысяч воинов, так что очень легко не встретиться, и не все офицеры знают друг друга. Царство пророка очень велико, и потому многие эмиры правят отдаленными городами – в Сеннааре, в Кордофане и Дарфуре и близ Фашоды. Возможно, что этого Смаина, о котором ты спрашиваешь, сейчас нет в свите пророка.

Идриса задел несколько пренебрежительный тон, с каким Hyp говорил об «этом» Смаине. Он заметил с оттенком раздражения:

– Смаин женат на двоюродной сестре Махди; дети Смаина приходятся близкими родственниками пророку.

Нур-эль-Тадхиль пожал плечами.

– У Махди много родственников. Он не может обо всех помнить.

Некоторое время они ехали молча. Немного спустя Идрис опять спросил:

– Как скоро мы будем в Хартуме?

– Около полуночи, – ответил Тадхиль, взглянув на звезды, которые стали показываться на восточной части неба.

– А смогу ли я в такой поздний час получить припасы и корм для верблюдов? С последнего привала мы ничего не ели.

– Сегодня вы переночуете и получите пищу в моем доме. Но завтра в Омдурмане тебе самому придется позаботиться о пропитании, и заранее предупреждаю тебя, что это будет не очень легко.

– Почему?

– Потому что идет война. Жители уж несколько лет не засевали полей и питались только мясом, а когда перестало хватать скота, наступил голод. Голод теперь во всем Судане, и мешок дурры стоит теперь больше, чем невольник.

– Аллах акбар! – воскликнул с изумлением Идрис. – А в степи я видел целые стада верблюдов и скота.

– Они принадлежат пророку, благородным[28] и халифам… Да… У дангалов, из племени которых происходит Махди, и у баггаров, над которыми начальствует главный халиф, Абдулагги, есть еще большие стада; но остальным племенам живется все труднее.

При этих словах Нур-эль-Тадхиль похлопал себе по животу и прибавил:

– На службе у пророка у меня высший чин, больше денег и больше власти; но живот был у меня больше, когда я был на службе у хедива…