В дебрях Африки

Его самого тоже начинала тревожить продолжительность путешествия. У него являлась даже по временам мысль вернуться в Фашоду, так как если они разъедутся со Смаином, то им угрожала опасность заблудиться в диких местах, где, не говоря уже о голоде, на них могли напасть дикие звери и еще более дикие негры, дышавшие местью за охоту на них, которой они подвергались. Но он не знал, что Секи-Тамала собирается в поход против Эмина, потому что разговор об этом происходил не при нем; он боялся, что ему придется явиться перед лицом грозного эмира, который велел ему отвезти детей к Смаину и дал письмо к последнему, предупредив, что если он не исполнит как следует поручения, то будет казнен. Все это вместе наполняло его душу горечью и злобой. Но он не мог больше вымещать свои неудачи на Стасе и Нель; зато спина бедного Кали каждый день обагрялась кровью под его беспощадным корбачом. Юный невольник подходил к своему суровому господину всегда с трепетом и страхом. Но тщетно обнимал он его ноги и целовал руки, тщетно валялся перед ним по земле. Каменного сердца дикаря не трогали ни смирение, ни стоны, и корбач впивался из-за малейшего пустяка, а иногда и совсем без всякого повода, в тело несчастного отрока. На ночь ему надевали на ноги деревянные колодки, чтоб он не убежал. Днем он шел на веревке, привязанный к лошади Гебра, что очень забавляло Хамиса. Нель обливалась слезами при виде страданий несчастного Кали. Стась возмущался в душе и несколько раз горячо заступался за него. Но, заметив, что это только еще больше возбуждает Гебра, он стискивал только зубы и молчал. Кали, однако, понял, что дети заступаются за него, и глубоко полюбил их своим бедным исстрадавшимся сердцем.

Уже два дня они ехали по каменистому ущелью с высокими, крутыми скалами по бокам. По нанесенным и раскиданным в беспорядке кругом камням легко было догадаться, что в дождливую пору ущелье наполнялось водой. Сейчас, однако, дно его было совершенно сухо. Под обрывистыми стенами росло немного травы, целые чащи терновника, а кое-где попадались даже деревья. Гебр направил караван в эту каменную горловину, потому что она шла все вверх; он полагал, что она доведет его до какой-нибудь возвышенности, откуда легко будет заметить днем дым, а ночью костры лагеря Смаина. Местами ущелье становилось так узко, что только две лошади могли идти рядом; местами оно расширялось, образуя маленькие, круглые долины, окруженные как бы высокими каменными стенами, на которых сидели огромные павианы, играя между собой, визжа и скаля зубы перед караваном.

Был пятый час вечера, и солнце клонилось уже к закату. Гебр начинал думать о ночлеге и хотел только добраться до какой-нибудь прогалины, где бы можно было устроить «зерибу», то есть окружить караван вместе с лошадьми забором из колючих мимоз и акаций, для защиты от диких зверей. Саба бежал впереди, лая на обезьян, которые начинали, завидев его, беспокойно метаться, и то и дело исчезал за поворотами ущелья. Эхо гулко повторяло его лай.

Вдруг он перестал лаять, а через минуту прибежал что было сил назад к лошадям с ощетинившейся на спине шерстью и с поджатым хвостом. Бедуины и Гебр поняли, что его, наверно, что-нибудь испугало. Переглянувшись, однако, они тронулись дальше, чтобы посмотреть, что бы это могло быть.

Но, миновав всего лишь один небольшой поворот, они вдруг сразу натянули поводья и мгновенно остановились как вкопанные перед поразившим их зрелищем.

На небольшой скале, возвышавшейся по самой середине довольно широкого в этом месте ущелья, лежал лев.

Их отделяло от него самое большее сто шагов. Могучий зверь, завидев всадников, поднялся и уставился на них. Низко стоявшее уже солнце освещало его огромную голову и мохнатую грудь, и в этом красном зареве он был похож на одного из сфинксов, украшающих вход в древнеегипетские храмы.

Лошади стали приседать, вертеться и отступать назад. Испуганные всадники не знали, что предпринять. Из уст в уста передавались лишь тревожные и беспомощные возгласы: «Аллах! Бисмиллах! Аллах акбар!»

А царь пустыни поглядывал на них свысока, недвижимый, как бы отлитый из бронзы.

Гебр и Хамис слышали от купцов, приезжавших со слоновой костью и каучуком из Судана в Египет, что львы ложатся иногда на пути караванов, которым приходится тогда просто-напросто сворачивать в сторону и объезжать их. Но тут некуда было свернуть. Оставалось разве только повернуть назад и бежать! Да! Но в таком случае не было почти сомнения, что страшный зверь бросится за ними вдогонку.

Опять послышались лихорадочные вопросы:

– Что делать?

– Что делать?

– Аллах! Может быть, он уйдет.

– Нет, не уйдет.

Опять наступила тишина. Слышен был только храп лошадей и ускоренное дыхание нескольких человек.

У Гебра мелькнула в голове дикая мысль: убить негра Кали и оставить его труп; дикий зверь, бросившись за ними, увидит на земле окровавленное тело и остановится, чтобы сожрать его.

Он притянул за веревку невольника к седлу и уже занес над ним нож, но в ту же секунду Стась схватил его за широкий рукав.

– Что ты делаешь, разбойник?!