По весьма веским и вполне понятным причинам Германия очень интересовалась по возможности тесным сближением между ею и нами; мною же всегда руководило желание осуществить эту важную уступку в подходящий момент, дабы, таким образом, компенсировать жертвы, налагаемые на Германию с другой стороны и, таким образом, поощрить идею компромиссного мира.
В первый период моего министерства я еще надеялся добиться пересмотра лондонских постановлений. Как я уже говорил, я надеялся, что Антанта не остановится на предвзятом решении полного уничтожения двуединой монархии. Поэтому-то, полагая, что вопрос о сближении Центральных держав послужит лишь к осложнению наших взаимоотношений с Лондоном и Парижем, и я предпочитал по возможности меньше касаться его. Когда мне затем пришлось признать, что Антанта продолжает упорно настаивать на безусловном разложении двуединой монархии и что заставить ее отказаться от своих предначертаний можно только силой оружия, то я пытался подробно разработать и выяснить предварительные условия осуществления идеи сближения Центральных держав, но мои выводы, заключающие в себе с нашей стороны большие уступки Германии, сохранить втайне, дабы воспользоваться ими в надлежащий момент.
Мои выводы привели меня к убеждению, что новый таможенный союз неприемлем, по крайней мере, на первое время; новый торговый договор желателен, а более тесное объединение армий – сильно сокращенных после войны – безопасно. Я был убежден, что компромиссный мир повлечет за собою разоружение, и поэтому будет иметь большое влияние на значение военных соглашений. Затем, я был также уверен, что заключение мира повлечет за собой новое соотношение сил европейских государств – и, следовательно, те или иные политические или роенные соглашения с Германией не смогут иметь такого значения, как экономические.
Разработка этой программы натолкнулась, однако, на чрезвычайно резкое сопротивление императора; особенно его неудовольствие вызывали проекты военного сближения.
Когда попытки тщательного их рассмотрения были приостановлены ввиду сопротивления короны, я все-таки велел созвать совещание по экономическому вопросу. На это император написал мне письмо, в котором запрещал всякие дальнейшие переговоры. Я ответил мотивированным докладом, в котором подчеркивал необходимость продолжать переговоры.
Таким образом вопрос этот стал «больным». Он отдалил меня от императора. Император не давал разрешения на дальнейшие переговоры; я же, несмотря на это, продолжал вести их. Император знал это, но уже не возвращался к своему запрещению. Между тем громадные претензии германцев страшно отягчили переговоры, так что они продолжались вплоть до моей отставки с большими промежутками и в очень вялом темпе.
После моей отставки император поехал с Бурианом в главную квартиру. Начались Зальцбургские переговоры, которые, по-видимому, велись в более усиленном темпе.
X. Брест-литовск
Летом 1917 года мы получили сведения, делавшие предстоящий мир с Россией вполне вероятным. 13 июня 1917 года я получил из одного нейтрального государства отчет, сообщавший:
«Русская пресса, как буржуазная, так и социалистическая, обрисовывает следующее положение вещей.