В дни мировой войны. Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии

Если же король на это не пойдет, то продолжение войны неминуемо, а это означает конец Румынии и династии. Ведь наше военное превосходство значительно уже и сейчас, и теперь, когда весь наш фронт от Северного моря и до Черного освобождается, нам будет очень нетрудно чрезвычайно быстро и заметно усилить это превосходство. Нам известно, что Румыния не может рассчитывать на скорое получение снарядов, и если борьба снова разгорится, то не пройдет и шести недель, как королевство и династия перестанет существовать.

Король в общем не возражал, но сказал, что находит условия страшно тяжелыми. Без Добруджи Румыния не сможет дышать; что же касается до Старой Добруджи, то об этом еще можно поговорить.

Я ответил королю, что раз он жалуется на то, что данные условия чересчур тяжелы, то я хочу спросить его, каковы были бы его условия, если бы его войска вошли в Будапешт; но что, помимо этого, я все же готов гарантировать ему, что Румыния не будет отрезана от моря, а получит свободный доступ в Констанцу.

Тогда король снова стал жаловаться на тяжесть наших условий и прибавил, что он никогда не найдет кабинета, который согласился бы их принять.

Я заметил, что составление кабинета является вопросом внутренней политики Румынии, но, что, по моему мнению, при данных условиях составить кабинет, который вывел бы страну на путь спасения, может один Маргиломан. Я же со своей стороны могу только повторить, что условия мира Четверного союза не подлежат изменению. Если король их не примет, то мы через четыре недели добьемся мира гораздо лучшего, чем сегодняшний, который должен был бы вполне удовлетворить Румынию.

Я сказал, что мы готовы оказать Румынии дипломатическую поддержку по вопросу о присоединении Бессарабии и что Румыния таким образом выиграет гораздо больше, нежели потеряет.

Король подчеркнул, что он не заинтересован в Бессарабии, потому что она «заражена большевизмом», а что Добруджу отдать невозможно; а сам он в свое время решился на войну с Центральными державами лишь под очень большим давлением. Затем он опять заговорил об обещанном выходе к морю, который, по-видимому, значительно облегчал ему исполнение требуемой от него уступки.

В заключение я просил его дать мне в течение сорока восьми часов ясный ответ, согласен ли он вести переговоры на основе наших предложений.

Результатом нашего разговора явился созыв кабинета Маргиломана и продолжение переговоров. Прежде чем Маргиломан решил взять на себя бразды правления, он имел со мной несколько совещаний для точного выяснения наших требований.

С первым и самым тяжелым условием, а именно с отказом от Добруджи, он согласился сразу, потому что он быстрее и лучше короля понял, что ввиду наших обязательств по отношению к Болгарии, в этом пункте ничего изменять не приходится. Что же касается до наших территориальных приобретений, то я сказал Маргиломану, что придаю особенное значение тому, чтобы после мира установить длительное дружеское соглашение с Румынией и поэтому преисполнен желания по мере возможности сократить испрашиваемые уступки, дабы сделать их сносными для Румынии. С другой стороны, я просил его, Маргиломана, понять, что я вынужден хоть до некоторой степени осуществить чаяния венгров, – и Маргиломан, этот старый испытанный парламентарий, не делал себе иллюзий относительно того, что и я со своей стороны нахожусь в тисках.

Наконец, мы сошлись на том, что такие густозаселенные местечки и города, как Турну-Северин и Окна, останутся за Румынией и что в целом первоначальные требования будут сокращены примерно вдвое. Маргиломан заявил, что на такой компромисс он согласен. Большую роль во время моих переговоров играло мое желание установить с Румынией длительное экономическое объединение – или, по крайней мере, соглашение. Я отдавал себе полный отчет, что этот постулат осуществляет интересы Австрии, а не Венгрии; но я и сейчас еще думаю, что в данном случае, хотя я и был общим министром всей двуединой монархии, я был обязан защищать австрийские интересы, поскольку недостаток зерновых продуктов заставлял стремиться к доступу к румынским зернохранилищам.

Как и следовало ожидать, этот постулат вызвал яростное сопротивление Венгрии, и вначале, по крайней мере, ее никак не удавалось переубедить. Как бы то ни было, я ни на минуту не отклонялся от этого постулата, и я твердо решил не подписывать мирного договора, если мне не удается его осуществить. Но в то время, как переговоры еще продолжались, я покинул свой пост, а мой преемник не придавал этому вопросу такого значения, как я.

Со стороны Германии немедленно проявился тот ненасытный аппетит, который мы имели повод наблюдать еще в Брест-Литовске. Немцы хотели получить известную косвенную компенсацию, добившись от Румынии, чтобы она отдала в ведение германских торговых обществ свои нефтяные промыслы, казенные земли, железные дороги и гавани и подчинилась бы длительному контролю своих финансов Германией.