— Пожалуйста, дитя мое, ты должна пообещать мне, что никогда не скажешь ни слова о том, что я тебе сейчас сказала. Поверь, легче жить с тем, что Абигайль считает меня старой ведьмой, непримиримой и ожесточившейся, нежели нарушить эту клятву.
Пайка погладила руку Марианны и не стала говорить ей о своих мыслях. Что же это за клятва, которая мешает матери обнять своего ребенка? Но разве ее собственная мать не говорила, что не может назвать имени ее отца, поскольку дала когда-то такую клятву?
Пайка с тоской подумала о своей матери. Если чего и было у нее в избытке, так это любви и нежности. Пайку баловали и холили, как маленькую принцессу. Мере всегда боялась, что с ее дочерью может что-то случиться. Наверное, из-за тех жутких кошмаров, которые иногда мучили Пайку. Когда она просыпалась в поту от собственного крика, мать всегда нежно держала ее за руку и говорила ей утешающие слова.
Они жили в деревне у Тауранга. Соседские дети никогда не дразнили ее из-за того, что она не такая, как все. Но, несмотря на это, она давно заметила, что стоило ей подойти к взрослым, как они тут же прекращали разговоры. Может быть, все дело в том, что она иначе выглядит? Ее кожа была светлее, а нос — 'yже, чем у других детей. Впрочем, все это не мешало ей чувствовать себя одной из них. Она была счастлива там, пока мать не познакомилась с этим мистером Градичем. Пайка попыталась отбросить в сторону воспоминания о переезде и горьких слезах, которые она тогда проливала, но было поздно. Одна слезинка уже катилась по ее лицу.
Марианна тут же приняла это на свой счет и предположила, что Пайка плачет из-за нее. Она поспешно заверила юную маори:
— Пайка, я честно обещаю тебе, что однажды переступлю через себя и скажу всю правду своей дочери Абигайль. Самое позднее — в тот день, когда почувствую приближение смерти. Но с тех пор, как ты со мной, я снова чувствую себя чертовски живой. Так что не плачь, иди и празднуй с остальными!
Пайка энергично вытерла слезы с лица и пообещала, что будет весело праздновать наступление нового столетия вместе со всеми.
Марианна сжала узкую руку юной маори и добавила:
— Желаю тебе, дитя мое, чтобы все твои желания исполнились.
«Желания, — задумалась Пайка. — А чего же я хочу на самом деле? Я хочу встретить честного мужчину-маори, выйти за него замуж и пойти за ним в его деревню», — подумала девушка и вдруг затосковала по своему детству, когда она чувствовала себя защищенной и любимой. Она вспомнила простые ритуалы и обычаи своего народа, незатейливые блюда маори, такие, как, например,
— Я надеюсь, что ты еще навестишь меня, прежде чем начнется новый век, — серьезно произнесла Марианна. А потом вдруг посмотрела куда-то мимо Пайки, и лицо ее просияло. — Дункан, мальчик мой! Какой сюрприз! Дай-ка я тебя обниму!
Пайка молниеносно обернулась, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Он стал еще более мужественным. Ей показалось или на его лице тоже проступил легкий румянец?
Дункан почтительно склонился перед бабушкой, расцеловал ее в обе щеки.
— Милая бабушка, ты обязательно должна сегодня праздновать с нами! — воскликнул он.
— Пайка тоже так говорит, но мне что-то не хочется.
А Дункан уже обратился к Пайке:
— Очень рад новой встрече с вами, мисс Пайка. Я ведь обещал вам, что вы будете здесь среди очень милых людей.
— Она теперь заботится обо мне и кормит меня маорийскими историями. И петь она тоже умеет так, что сердце радуется, — не без гордости сообщила Марианна.
— Но сегодня вечером у нее выходной, верно, бабушка?
— Конечно, мальчик мой. При условии, что ты время от времени будешь заходить ко мне или, что еще лучше, вы оба. Но скажи-ка мне, где твоя мать?
— Приводит себя в порядок. Ну, ты понимаешь, долгая дорога. Она снова далась ей очень тяжело.
— А твой отец?
— Осматривает баню, но позже обязательно зайдет к тебе.
— И как тебе работается с отцом?
Лицо Дункана заметно омрачилось.
— Не могу сказать, что рожден для торговли смолой каури, — вздохнул он.
— Смола каури? — спросила Пайка.
— Да, мой отец — крупнейший торговец во всем Окленде. Алан Гамильтон. Ему принадлежит большая часть западных лесов, — пояснил Дункан, впрочем, без малейшей гордости в голосе.
— Мне знакомы поселения диггеров. Мой отчим работал на мистера Гамильтона. Я жила там, — сухо произнесла Пайка и вспомнила, что в тот день, когда она приехала к Паркерам, взрослые говорили об Алане Гамильтоне. Но тогда она смотрела только на Дункана и никого не слушала.
Марианна удивленно поглядела на Пайку, а затем снова обратилась к внуку:
— Но, мальчик мой, тебе следовало бы проявлять больше восхищения делами своего отца. Ведь ты однажды унаследуешь все это!
Дункан закатил глаза.
— Мне пора идти. — Пайка поспешно поднялась. — Думаю, я нужна миссис Паркер на кухне.
— Я хотел бы потанцевать с вами, — с улыбкой произнес Дункан.