Читаем В доме на холме. Храните тайны у всех на виду полностью

В доме на холме. Храните тайны у всех на виду

Клод произнес слово «колбаса» в девять месяцев, заговорил полными предложениями еще до первого дня рождения.

— У него есть старший брат? — спрашивали врачи.

— О да! — кивал Пенн.

И этим ответом те, похоже, удовлетворялись.

Однако Клод был вундеркиндом и в других вещах. Он пополз в шесть месяцев. В девять пошел. В тот год, когда ему исполнилось три, сочинил и проиллюстрировал детективную историю, в которой щенок и панда, став напарниками, раскрывали преступления. Приготовил именинный торт — трехъярусный, а не какой-нибудь — для Ригеля и Ориона — без посторонней помощи, не считая момента включения духовки. Говорил, что, когда вырастет, хочет быть поваром. Еще говорил, что, когда вырастет, хочет быть кошкой. Поваром, кошкой, ветеринаром, динозавром, поездом, фермером, магнитофоном, ученым, рожком мороженого, бейсболистом или, может быть, изобретателем нового продукта, который будет иметь вкус шоколадного мороженого, но останется питательным настолько, чтобы мама одобрила это блюдо для завтрака. Когда вырастет, говорил он, хочет быть девочкой.

— Ладно, — ответил на это Пенн в первый раз, как приходилось отвечать на все остальное, включая рожок мороженого. — Отличная идея.

Рози сказала:

— Когда вырастешь, сможешь стать кем захочешь, малыш. Кем угодно.

Она, разумеется, намеревалась его подбодрить. Эти слова задумывались как заверение, что она верит в своего маленького сына, что его будущее безгранично, потому что он умный, талантливый, вдумчивый и трудолюбивый; что он, короче говоря, сможет заниматься всем, чем только захочет. По ее прикидкам, к тому времени, как он к этому будущему придет, ему перехочется быть кошкой, или поездом, или рожком мороженого, так что неспособность достичь этих целей уже не будет его расстраивать. Вот что она имела в виду.

Каким бы замечательным Клод ни был, ему, однако, было всего три года.

— Мама?

— Да, золотко?

— Когда я вырасту и стану девочкой, я начну все с начала?

— Начнешь с начала — что?

— Начну с того, что стану младенцем.

— Что ты имеешь в виду, золотко?

— Мне придется начинать быть девочкой с самого начала и снова расти? Или я буду девочкой того же возраста, какого буду я, когда вырасту и смогу стать девочкой?

— Что-то я не поняла, — призналась Рози.

— Я хочу быть маленькой девочкой, когда вырасту, но, когда я вырасту, я больше не буду маленьким.

— А-а-а, понимаю, — но она не понимала. — Я думаю, ты вряд ли захочешь быть маленькой девочкой, когда вырастешь. И не думаю, что захочешь быть поездом, или кошкой, или рожком мороженого.

— Потому что это глупо, — заявил Клод.

— Вместо этого ты, наверное, захочешь получить работу. Может, это будет работа фермера или ученого. Или что-то такое, о чем ты пока не думал. Это нормально. У тебя еще много времени, чтобы решить.

— А есть девочки-фермеры и девочки-ученые? — спросил Клод.

— Конечно, — заверила его Рози. — Я, например, девочка-ученый.

— Ну, тогда я тоже хочу, — решительно заявил Клод. — Быть девочкой-ученым. Можно мне фруктовый лед?

— Конечно, — кивнула Рози.

Потом… тем же вечером, или на той же неделе, или в том же месяце? — ни Пенн, ни Рози не могли вспомнить, когда их спрашивали, снова и снова в течение многих лет, насколько упорным он был, насколько последовательным, насколько уверенным, — Рози посреди ночи распахнула глаза и обнаружила, что сын стоит рядом с ее кроватью.

— Привет, мама.

— Золотко! Ты меня напугал.

— Когда я буду девочкой-ученым, я смогу ходить на работу в платье?

Она заставила глаза сфокусироваться на часах — и пожалела об этом.

— Сейчас три часа четыре минуты, Клод.

— Да.

— Ночи.

— Конечно.

— Думаю, ты будешь ходить на работу в лабораторном халате.

— Это как мой плащик?

— Да, но обычно он белый. И без водоотталкивающей пропитки. И без капюшона.

— Ладно. Спокойной ночи.