В доме Шиллинга

— He безпокойся, Тереза, мн кажется, это мое дло, — со злобой сказалъ онъ сестр. — Я не понимаю даже, чего ты сердишься! Конечно, нельзя запретить держать около себя такую отвратительную гадину, если кто желаетъ, но онъ долженъ заботиться о томъ, чтобы она оставалась въ четырехъ стнахъ, а не бгала на свобод, чтобы пугать людей. Я безъ сомннія не накажу своего сына за то, что онъ далъ ей заслуженный урокъ.

Голова маіорши исчезла, а совтникъ обхватилъ рyками своего барахтавшагося долговязаго наслдника и понесъ его съ лстницы.

Каждое слово, произнесенное его звучнымъ дерзкимъ голосомъ, было ясно и отчетливо слышно на террас.

— Наглецъ, — проговорила испуганная и смущенная баронесса. — И я не могу просить Арнольда объ удовлетвореніи, такъ какъ дло касается несчастной Минки.

Она отступила за магнолію и окинула робкимъ и испытующимъ взглядомъ бульваръ, чтобы убдиться, что никто изъ проходившихъ тамъ не слыхалъ оскорбительныхъ словъ, обращенныхъ къ ней.

— Противное животное, — пробормотала она нервнымъ усталымъ голосомъ и въ изнеможеніи прислонилась головой къ стн. — Оно опять убжало, къ великому удовольствію прислуги; о, я прекрасно понимаю эти штуки. Несмотря на мое строгое приказаніе, опять оставили отворенной наружную дверь на моей половин, - она гнвно взглянула на прислуживавшую у стола двушку, которая съ пустыми тарелками въ рукахъ только что хотла удалиться съ террасы.

— Я думаю, что это сдлали вы, Іоганна.

Двушка обернулась на порог, и теперь по лицу ея разлился яркій румянецъ.

— Я этого не длала, сударыня, — сказала она скромно, но твердо, — я никогда не позволяю себ такого нарушенія своихъ обязанностей.

Она еще съ минуту оставалась на порог въ ожиданіи какого нибудь приказанія или замчанія, потомъ безшумно удалилась въ сосднюю комнату.

— Я терпть не могу эту Анхенъ и должна выносить ея присутствіе, потому что такъ угодно Арнольду, — говорила баронесса недовольнымъ тономъ въ то время, какъ канонисса наливала ей чай и приготовляла все, какъ маленькому ребенку. — Разв я виновата, что меня морозъ подираетъ по кож, когда она ко мн приближается? Отъ нея какъ будто ветъ совершеннымъ смертнымъ грхомъ, — она есть и будетъ ребенкомъ Адама!.. И къ тому же антипатичное лицо! Лицо, точно каменное, какъ будто у нея нтъ души, между тмъ какъ она полна страстей, — тогда посл ужасной катастрофы съ ея отцемъ она долго была какъ бшеная. — Баронесса пожала плечами. — Слишкомъ многаго требуютъ отъ моего самообладанія, вообще въ этомъ дом никогда нельзя имть столь желаннаго душевнаго спокойствія.

На тонкихъ губахъ канониссы мелькнула холодная улыбка.

— Ты, кажется, жалуешься, Клементина? — сказала она, и ея темные глаза строго и укоризненно смотрли въ лицо сидвшей противъ нея женщины.

— Кто такъ самовольно устроилъ свою судьбу, какъ ты, тотъ долженъ eй покоряться. Если бы ты не измнила своего благочестиваго намренія, то жила бы теперь въ блаженномъ поко подъ непосредственнымъ покровительствомъ Божіимъ. Впрочемъ, — перемнила она разговоръ, увидавъ, что блдное лицо баронессы стало еще блдне и сурове, упорство и гнвъ очевидно преобладали надъ сознаніемъ собственной вины, на которую намекала канонисса, — Іоганна примрно исполняетъ свои обязанности и отлично помогаетъ экономк. У нея іd'ee fixe[15]

, что невинность ея отца будетъ доказана.

— Да, и Биркнеръ утверждаетъ это всегда съ такимъ пафосомъ, она-то и портитъ двушку, — проговорила баронесса лниво выпрямляясь. — Смшно! Глупая двчонка такъ серьезно относится къ этому, точно замаранъ благородный старинный гербъ. — Она откинула съ висковъ волосы, къ которымъ пристали виноградные листья, съ досадой оттолкнула блюдо, которое eй придвинула канонисса и стала обмакивать въ чай сухари. — Это старая исторія! Кого она можетъ интересовать!.. Moй свекоръ изъ-за болтливости Адама потерплъ значительный убытокъ, что для меня было очень хорошо, такъ какъ со старикомъ невозможно было бы жить, если-бы онъ сдлался милліонеромъ благодаря угольнымъ копямъ, какъ тотъ вонъ…

При этихъ словахъ она указала на то мсто, гд недавно изъ-за стны появлялась сдая голова хитраго совтника. Ея тусклые глаза на минуту засверкали гнвомъ, и апатичная сосдка внезапно превратилась въ непримиримаго врага.

— Прекрасное сосдство — это монастырское помстье, — проворчала она, — и изъ этой грубой семьи Арнольдъ выбралъ себ друга, «своего единственнаго друга», какъ онъ его всегда называетъ.

— Да, Феликса Люціана, который увезъ танцовщицу, — добавила язвительно канонисса. — Свтская жизнь собрала вокругъ тебя странные элементы, Клементина…

Лицо баронессы омрачилось.