В двух шагах от края

– Все чудесно, – бодро сообщила я и демонстративно приняла сидячее положение. Доктор заботливо подоткнул мне под спину подушку и подозрительно всмотрелся в мое напряженное лицо. Да смотри, сколько душе угодно, только уколами меня пичкать не надо!

– У меня ничего не болит, готовьте выписку, – я тоскливо обозрела белоснежные, как арктическая пустыня, бинты и печально добавила, – на перевязку обещаю приходить по графику.

– Ида, давайте не будем торопиться с выпиской. Я все понимаю, у вас свадьба сорвалась… Но ваш жених тут с раннего утра под дверями дежурит, сейчас я его позову, одну секундочку!

Я кровожадно облизнулась. Макс! Пусть чертова вентиляция обломала мне кайф от публичного провозглашения собственной свободы от предрассудков и условностей, но я, в принципе, совсем не против отправить его в пеший эротический тур прямо здесь и сейчас. Врач опять не понял, с чего вдруг я снова начала корчить устрашающие рожи, но, вероятно, в очередной раз списал мое неадекватное поведение на последствия полученных травм.

Макс ворвался в мою одноместную палату, будто ураганный порыв в распахнутое окно, одним прыжком преодолел расстояние от двери до моей кровати и замер в неподвижности, испугавшись моего испепеляющего взгляда. Смотри, смотри, дорогой, а я ведь еще даже рта в твоем присутствии не открывала!

Внушительным размерам посвященного Максиму Терлееву фанатского сообщества позавидовали бы и голливудские звезды. Также я имею все основания полагать, что женская половина американской Фабрики грез не избежала бы приступа зависти по отношению к избраннице главной надежды футбольной сборной нашей страны. Бурно развивающийся роман Иды Линкс и Макса Терлеева уже год как не сходил с первых полос газет и с экранов телевизоров. Наши отношения обсуждались в прайм-тайме, наши фотографии украшали обложки журналов, на нашу свадьбу съехалось столько гостей, что нам стоило немалого труда подыскать для проведения торжества достаточной вместительности ресторан. Мое свадебное платье, обошедшееся в баснословную сумму, шил тандем знаменитых дизайнеров, а обручальное кольцо было по индивидуальному заказу изготовлено одним из ювелирных домов Европы. Кстати, медовый месяц мы планировали провести в Париже, где Макс специально зарезервировал номер для новобрачных.

Макс, бесспорно, был талантлив в своей сфере. Целеустремленный, напористый, работоспособный и весьма интеллектуально развитый для футболиста, он все делал добротно и основательно. Он жил по плану, тренировался по плану, забивал по плану и жениться на мне он собирался, скорее всего, тоже по плану. Для меня Макс был чужероден почти до омерзения, но он идеально вписывался в мой тщательно культивируемый имидж. Внешне мы казались прекрасным дополнением друг друга, нас называли самой гармоничной парой, и, готова поспорить, Макс и сам в это верил. Здоровая жена была необходима ему, в первую очередь, для продолжения рода («ах, моя мама так мечтает о внуках!»), красивая жена была нужна для поддержания мужского самомнения («ах, никому в нашей команде и не снилась такая девушка»), а обладать умом и строить карьеру жене следовало, в основном, для того, чтобы в период между бесконечными сборами ее не тянуло налево от скуки и безделья («ах, жена Семенова каждую ночь зависает по клубам и неизвестно еще, чем она там занимается!»). Стоит ли отдельно упоминать, что я устраивала Макса по всем параметрам?

А еще у Макса были друзья тире одноклубники, с которыми мы совместно проводили выходные и праздники. Вот кого я ненавидела до глубины души! Меня перекореживало от одного вида этих мощных, тренированных самцов, чья умственная активность сводилась лишь к трем основополагающим пунктам: футбол, обустройство быта и семья. Да-да, именно в такой последовательности. А их жены? Они были как раз такими, какой хотел видеть меня Макс: здоровыми, красивыми самками с университетскими дипломами в кармане. Еще у многих имелись дети, и счастливые родители посвящали львиную долю разговоров обсуждению их светлого будущего. А родственники самого Макса? Можно вывезти человека из деревни, но нельзя вывести деревню из человека, и этим все сказано. Мама пекла ванильные булочки (с тех пор я не переношу запах ванили), а любимым занятием папы являлось лузганье семечек перед телевизором. И я должна была стать частью этого уютного мирка, вызывавшего у меня странную смесь ненависти и презрения. Но самое ужасное заключалось в другом: я постоянно чувствовала себя виноватой за то, что не могу все это полюбить. И чем глубже укоренялось во мне это гнетущее чувство вины, тем искусней становилась моя актерская игра и тем прочнее прирастала к моему лицу маска.

Но сегодня с масками будет покончено. Я не обязана никого любить, как и никто не обязан любить меня. Спасибо тебе, Эрик! Спасибо тебе за полчаса, перевернувшие мою жизнь. Спасибо тебе за то, что ты был.