В двух шагах от рая

Андреева не перебивала подругу. Она понимала, что Юлии нужно выговориться. Надя была готова выслушать все. Пусть кричит, обвиняет весь мир в жестокости. Ей нужно освободиться от того, что у нее внутри. Надя слушала, качая головой. С каждой минутой до нее все больше доходил необратимый смысл происходящего. Она не могла оставаться равнодушной к судьбе подруги. И то, что сегодня приносило боль ей, отзывалось страданием в сердце Надежды.

— Надюша, как быть? — устало спросила Юлия. Она уже не находила слов. Они не могли выразить то, что происходило в ее душе. И задала вопрос, на который не ждала получить ответ.

— Послушай меня, милая. Мы не имеем права мешать нашим детям жить, — тихо начала Надя. — У каждого из них свой путь. Мы мечтаем об одном, а у них все складывается совершенно иначе. Нужно уметь любить их такими, какие они есть. Это как сосуд, который тебе доверено охранять. Следить, чтобы не расплескался, чтобы грязь в него не попала, понимаешь? Не обижайся на Наташу, не считай, что ты не нужна, что ты за бортом. Все в порядке. Нужно попробовать понять их…

— Красиво говоришь, только это слова. А я вспоминаю, как ночами не спала, как переживала за каждый шаг, каждую удачу, неудачу. С одним диссертации защищала, с другой школу заканчивала. Все через меня прошло. Лева, Наташа — они были моей жизнью. Работа и свои нужды всегда отступали на второй план. Я такой человек и иначе не могла. Получается, что все, ради кого я жила, использовали меня, а теперь я не нужна. Они достаточно сильные, чтобы обойтись без меня.

— Так радуйся этому, — воскликнула Надя. — Это ведь и твоя заслуга в том, что они стали такими самостоятельными, крепкими, способными идти по жизни без опеки. Ты радоваться должна, а не паниковать.

— Хорошо, а как же я? — едва слышно спросила Юлия.

— Вот это уже из другой оперы. Это другая сторона медали. Эгоизм называется. Родительский эгоизм по отношению к Наташе и трудно преодолимое чувство собственника, если говорить о Щеголеве.

— Да, эгоистка из меня получилась настоящая. Спасибо, что подсказала.

— Я не собиралась обидеть тебя, Юля, — Надя поняла, что нужен разговор глаза в глаза. — Юля, давай я приеду и мы поговорим.

— Нет, я поняла, что меня никто не поймет. И ты не понимаешь. Хотя я уже ничему не удивляюсь. Извини, что побеспокоила тебя своими проблемами. Оказывается, это не проблема. Нужно просто лечь спать, закрыть глаза, — последовала короткая пауза, после которой голос Щеголевой изменился. Он обрел уверенность, твердость. — Оказавшись перед воротами ада, я обязательно покаюсь. Как ты думаешь, это будет позднее раскаяние?

— Юля, я не понимаю тебя!

— Не стоит, Надюша. Тут сам в себе не разберешься. Ничего страшного. Ты и так уделила мне столько внимания. Спасибо, Надюша. До свидания.

— Алло, ты что? — Андреева услышала гудки и поспешила набрать номер Щеголевой. Длинные гудки, которые совершенно не вязались с тем, что хозяйка была дома, привели к тому, что Надя начала одеваться. Она никогда не делала этого настолько быстро. Вернувшаяся из института дочь удивленно наблюдала за ней.

— Привет, мам, ты что, как заводная? Куда-то опаздываешь? — спросила Анфиса, размеренно следуя за матерью.

— Надеюсь, что я приеду вовремя, — запыхавшись, ответила Надежда. «Молния» на куртке никак не хотела застегиваться. — Ужин на плите. Папа позвонит, скажи, что я у тети Юли.

— Что у нее опять стряслось? — Анфиса и с хрустом жевала яблоко. — Что за трагедия?

— Не говори в таком тоне! — вспылила Андреева. — Что ты можешь в этом понимать?!

— Ты что, мам? Я-то здесь при чем. Кричишь, — обиженно поджала губы Анфиса.

— Прости, — Надя подошла и торопливо поцеловала ее в макушку. — Прости. Я спешу. Потом поговорим, ладно?

— Ладно.

Надя не стала вызывать лифт. Она с невероятной скоростью, перепрыгивая через ступеньки, преодолела лестницу и, выбежав из подъезда, помчалась в сторону дороги. Там у обочины всегда стояли машины, готовые отвезти тебя в любой конец города. Она быстро договорилась о цене и ехала с одной мыслью: «Только без глупостей, только дождись меня…» Надя отгоняла от себя дурные мысли. Она не могла поверить в то, что Юлия способна на последний шаг в своем безудержном отчаянии.

«И как же нехорошо получилось, — Надя закусила губу. — Наташка даже словом не обмолвилась о своих грандиозных планах. Вот мерзавка!» Андреева в душе осуждала ее, но говорить об этом Юлии было бессмысленно. Разве это по-человечески: сделать матери подарок, чтобы она отдохнула, посвежела, отвлеклась от всего, что может тяготить ее, а сразу после возвращения обрушить на нее факт скорого отъезда. Это попахивает садизмом. Хороши детки, детки-конфетки. И неужели душа у них не заболит, оставить мать одну, зная, какой нелегкий период она преодолела совсем недавно.

— Черт знает что! — Андреева заметила, что водитель удивленно посмотрел на нее. — Что? Что такое?

— Вы с кем разговаривали?

— Я? Вслух получилось, да?

— Точно так.

— Извините. Мысли вслух. Слишком много проблем и мало времени, чтобы их разрешить.