В глубь истории: историческая концепция К. Маркса

Этот мнимый критицизм проявляется главным образом в следующем. Во-первых, гегелевское снятие отчуждения не приводит к истинному преобразованию предмета с помощью реальной деятельности: оно сводится к движению познания в чистой мысли, к постижению сущности субъекта в самом этом предмете. Поэтому когда в философии Гегеля говорится об устранении религии, государства или права, то имеются в виду не эти реальные объекты, а догматика, теория государства и юриспруденция, превратившиеся в объект познания, в то время как по-настоящему те предметы, о которых идет речь, продолжают существовать в неизменном виде. Маркс проницательно разоблачает данную черту: «Это мысленное снимание, оставляющее в действительности нетронутым свой предмет» (1974. Т. 42. С. 168). Во-вторых, Гегель не только не снимает это отчуждение, но фактически выступает апологетом его существования, смешивая его с опредмечиванием. По мнению философа, опредмечивание – это необходимое звено в самореализации и самопознании самосознания, которое сперва овеществляет себя и только потом через снятие предметности объекта возвращается к самому субъекту. В этом и заключаются отчуждение и устранение отчуждения, которое также является и процессом самоутверждения самосознания. Следовательно, снятие отчуждения утверждает его как инобытие самосознания. Так «человек, понявший, что в праве, политике и т. д. он ведет отчужденную жизнь, ведет в этой отчужденной жизни как таковой свою истинную человеческую жизнь» (1974. Т. 42. С. 166). Это совершеннейшее оправдание прусского государственного устройства и законов Пруссии, отрицающее необходимость их коренного преобразования.

Однако Маркс вместе с тем признает и рациональные элементы гегелевской идеалистической диалектики, оценивая их с точки зрения двух аспектов. Первый заключается в роли труда в развитии человеческой истории, второй – в диалектических перспективах этого развития. Указанные рациональные элементы гегелевского идеализма он очищает, развертывает, экстраполирует на иные области исследования, тем самым приближаясь к пониманию диалектического процесса истории.

Маркс отмечает: «Гегель стоит на точке зрения современной политической экономии. Он рассматривает труд как сущность, как подтверждающую себя сущность человека» (1974. Т. 42. С. 159). По его мнению, Гегель «ухватывает сущность труда и понимает предметного человека, истинного, потому что действительного, человека как результат его собственного труда» (1974. Т. 42. С. 159). Впрочем, с другой стороны, он утверждает: «Человеческая сущность, человек для Гегеля равнозначны самосознанию». «Гегель знает и признает только один вид труда, именно абстрактно-духовный труд» (1974. Т. 42. С. 159).

Если Гегель видит человеческую сущность в самосознании, разве можно считать, что он рассматривает в качестве нее труд? Как он может заявлять, что постиг сущность труда, если признает только духовный труд? Два этих противоречивых высказывания свидетельствуют о том, что Маркс разглядел сущность гегелевского идеализма и усмотрел в нем положительное значение.