В глубь времен

Чтобы понять эти два слова, нужно полностью понять незнакомый язык. Изможденные, грязные, с красными от недосыпания глазами, инженеры, работающие при Переводчике и на приемниках МПЭ-1, боролись с невозможным. Без задержки они осуществляли связь Общего Мозга и анализировали новые данные и новые гипотезы Люкоса. Гениальный лингвист растворился в своем огромном электронном аналоге — он общался с машиной с невероятной скоростью, и это общение тормозилось только помехами приемников и реле, от которых он приходил в бешенство. Ему казалось, что он мог бы обойтись и без них, общаться напрямую с этим Общим Мозгом. Два разума, живой и тот, который казался живым, больше чем общались. Они стояли на одном уровне, возвышались над всеми остальными, они понимали друг друга.

Симон носился от медпункта к Переводчику, от Переводчика к медпункту, нетерпеливый, дергающий изнуренных техников, которые посылали его прогуляться, и Люкоса, который даже не реагировал на его вопросы.

Наконец наступил момент, когда все вдруг стало понятным. Среди миллиардов комбинаций мозг нашел логическую цепочку и со скоростью света сделал выводы, скомбинировал их, проверил и менее чем за семнадцать секунд передал Переводчику все секреты незнакомого языка.

Потом он выключился, реле перестали питать нервную систему связи. От великого мозга остались независимые друг от друга гиганты, которые снова стали социалистами и капиталистами, торговцами и военными, людьми на службе добра и зла.

А в четырех стенах большого зала Переводчика царила абсолютная тишина. Люкос накладывал на маленькую платиновую бобину слова Элеа. Все реже и реже, все слабее и слабее, они приходили к Люкосу по микрофону из комнаты, где неподвижно лежала женщина.

Упершись двумя руками в спинку кресла Люкоса, Симон в который раз вскричал от нетерпения:

— Ну же?!

Люкос нажал на коммутатор записи. Бобина сделала всего четверть оборота, она опустела; защелкало печатающее устройство. Люкос протянул руку и вытащил листок, на котором Переводчик должна была раскрыть тайну двух слов.

Он едва успел бросить на него взгляд, как Симон уже вырывал его из рук. Симон прочел французский перевод. В ошеломлении он посмотрел на Люкоса и наклонил голову. Тот прочел уже эти слова на албанском, английском, немецком и арабском языках… Он взял листик и прочел оставшиеся переводы. Везде было одно и то же. Один и тот же абсурд на семнадцати языках. По-испански это имело не больше смысла, чем по-русски или по-китайски. На всех языках значилось: "ПИТАЮЩУЮ МАШИНУ".

У Симона не было сил даже громко говорить.

— Ваши мозги… — голос превратился в шепот, — ваши великие мозги… из дерьма…

Втянув голову в плечи, еле переставляя ноги, он добрался до ближайшей стены, стал на колени, растянулся, отвернулся от света и уснул, уткнувшись носом в алюминиевую переборку.

Он проспал не больше десяти минут. Вдруг он резко вскочил и заорал:

— Люкос!..

Люкос был здесь, он просматривал на экране Переводчика отрывки текста из предмета для чтения и выводил перевод этих отрывков на печать. Это были отрывки истории, написанные удивительным стилем, которые приоткрывали завесу над странным фантастическим миром.

— Люкос, — сказал Симон, — неужели мы все это сделали зря?

— Нет, — ответил Люкос, — посмотрите… — он протянул ему только что отпечатанные листки, — это связный текст. Это не галиматья. Ни я, ни Мозг не идиоты. Он правильно понял этот язык и Переводчик его хорошо ассимилировала. Вы видите, она переводит… Постоянно… Одно и то же… "Питающую машину".

— Питающую машину…

— Это должно что-то означать!.. Она перевела слова, которые что-то означают!.. Мы их не понимаем, потому что мы идиоты!

— Я полагаю… Я полагаю… Послушай… — вдруг на какую-то минуту, забывшись в растущей надежде, Симон начал называть его на "ты" как брата, — ты можешь подключить этот язык к одной из волн Переводчика?

— У меня нет свободной…

— Тогда освободи одну! Уничтожь один язык!

— Какой?

— Любой! Корейский, чешский, суданский, французский!

— Они обидятся.

— Плевать, плевать, плевать на их обиды! Сейчас не время для национальных амбиций!

— Ионеску!

— Что?

— Ионеску!.. Он погиб… Он единственный говорил на румынском! Я убираю румынский и ставлю ее язык на эту волну.

Люкос встал, стальное кресло скрипнуло от счастья.

— Алло! — заорал он в интерфон. — Алло, Хака!.. Ты спишь, черт возьми! — Он покраснел и начал по-турецки его оскорблять.

Наконец заспанный голос ответил. Люкос дал инструкции на английском, затем повернулся к Симону:

— Через две минуты все будет сделано…

Симон устремился к двери.

— Подожди! — остановил его Люкос. Он открыл стенной шкаф, взял из коробки микропередатчик и ушной аппарат со знаком Румынии и протянул их Симону. — Постой, это для нее…

Симон взял эти два маленьких аппаратика.

— Будь осторожен, чтобы твоя чертова машина не начала ей орать прямо по барабанным перепонкам!