В глубь времен

Дом развлечений в форме бледно-голубого конуса достиг Купола, обогнул его и сел на двенадцатиполосную разрушенную автодорогу, сквозь поверхность которой пробивались ростки деревьев. Автодороги не чинили. Заводы больше не производили машины на колесах. Весь подземный транспорт — платформы, проспекты, лифты — все было коллективным, на Поверхности же передвигались только по воздуху. С помощью различных приспособлений можно было подняться на несколько сантиметров от земли или же на значительную высоту, развить какую угодно скорость и садиться в любом месте.

Семейные пары послевоенного поколения, которые использовали дома развлечения, боялись пуститься в приключение далеко от Зева, как младенцы боятся удалиться от матери. Поэтому передвижные дома концентрировались по краям и в центре руин старых городов, которые обычно прикрывали подземные. Люди старшего поколения, помнившие жизнь на Поверхности, облетали весь континент в поисках островков еще живой природы и возвращались подавленные ужасным видением изуродованного пространства и разрываемые сожалением об исчезнувшем мире.

Элеа посмотрела, пришла ли почта. В прозрачном почтовом ящике были два оружия Ж и две маленькие сферы с Черными Гранулами. Кроме того, там было два почтовых пакета красного цвета — цвет официальной корреспонденции.

Элеа открыла своим Ключом ящик, с отвращением взяла оружие и Гранулу и положила на стол.

— Ты идешь слушать почту? — спросила она Пайкана.

Тот оставил Купол в автоматическом режиме и подошел. Он взял красные пластинки и насупил брови. На одной из них стояло его имя и печать Министерства обороны, на другом имя Элеа и печать Университета.

— А это что такое? — спросил он.

Элеа уже ввела в углубление считывающего устройства пластинку зеленого цвета, на которой она увидела портрет своей матери. На экране устройства возникло лицо женщины, очень похожей на Элеа, разве что чуть-чуть старше.

— Послушай, Элеа, — сказала она, — я надеюсь, что у тебя все в порядке. Я уезжаю в Гонда-41. Твоего брата мобилизовали среди ночи, чтобы сопровождать конвой войск на Луну, и вот уже неделю он не подает признаков жизни. Конечно же, все это военные истории. Они не могут передвинуть одного муравья, чтобы не сделать из этого тайны мамонта. Но Анеа осталась одна с грудным ребенком, и она волнуется. Они могли бы подождать еще чуть-чуть перед тем, как снять свои Ключи! Едва минуло десять лет, как они были назначены. Постарайтесь не делать, как они. Сейчас не время рожать детей! Ну, в общем, такие дела. И ничего тут не поделаешь, я уезжаю. Я вам сообщу новости. Позаботься немного о своем отце, он не может меня сопровождать, он мобилизован на работу. Я думаю, что Совет и военные все сошли с ума! Ну, стало быть, такие дела. И ничего тут не поделать. Поезжай, присмотри за ним. И проследи за тем, что он ест. Когда он один, он нажимает все кнопки питающей машины без всякого разбора. Это еще ребенок. Слушай, Элеа. Конец связи.

— Фаркан мобилизован! Твой отец тоже! Это невероятно! Что они готовят?

Пайкан нервно сунул одну из красных пластин в устройство. На экране появилась эмблема Министерства обороны: свернутый еж, колючки которого извергали пламя.

— Слушай, Пайкан, — сказал безразличный голос…

Это был приказ мобилизации на месте его работы. Вторая введенная красная пластинка материализовала на экране Уравнение Зорана — эмблему Университета.

— Послушайте, Элеа, — произнес серьезный голос, — я Кобан!

— Кобан!

Его лицо появилось вместо Уравнения Зорана. Его знали все жители Гондавы. Это был самый знаменитый человек континента. Он подарил своим согражданам сыворотку-3, которая делала их невосприимчивыми к болезням, и сыворотку-7, которая позволяла быстро восстанавливать силы, каким бы ни было предыдущее усилие. И при этом эквивалент слова усталость начинал исчезать из языка гонда.

На его худом лице со впалыми щеками огромные черные глаза горели пламенем вселенской любви. Этот человек думал только о других людях и существовал над людьми. Он думал о самой Жизни, о ее прелестях и об ее ужасах, против которых он постоянно изо всех сил боролся. У него были черные короткие волосы, которые доходили ему только до ушей. Ему было тридцать два года. Он казался таким же молодым, как его студенты, которые его обожали и копировали его прическу, походку, манеры.

— Слушайте, Элеа, — сказал он, — я Кобан. Я хочу проинформировать вас лично, что по моей просьбе вы приглашаетесь в случае общей мобилизации на специальный пост Университета около меня. Я вас не знаю, я очень хочу вас узнать. Я вас очень прошу прийти в лабораторию-51 как можно быстрее. Дайте ваше имя и ваше число, и вас приведут ко мне. Слушайте, Элеа, я вас жду.

Элеа и Пайкан посмотрели друг на друга, ничего не понимая. В этом послании были явные противоречия: "вы приглашаетесь по моей просьбе" и "я вас не знаю…" В этом была угроза быть мобилизованными на посты, удаленные друг от друга. Они никогда не разлучались со дня их Назначения. Они не могли даже представить себе такого. Это нельзя было даже вообразить.