В глубине времён

Разоривший таинственный улей,на каких ты скрижалях прочёл,что сегодня навеки уснули в дометысячи девственных пчёл?Расторопные слуги убиты…Кто их бедную честь защитит?Молодая царица без свитынад цветущей поляной летит.В эти дни мирового разломакак узнать мне — кто силой возьмётвсе сокровища царского дома —воск, пыльцу, созревающий мёд?

* * *

Как рыбы попадаются в пагубную сеть и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них.

Эккл. 9, 12

1

Ирине

Будем, знать, что прошлое отцвело.Будем прятать голову под крыло.Отсияв, отмучившись, отплясав,будем есть похлёбку, как ел Исав.Был Исав искуснейший зверолов,а Иаков был — человек шатра.Мы когда-то в детстве любили плов,веселились — я и моя сестра.Веселились — а надо бы нам кричать,призывать Тебя, чтобы Ты, Господь,положил на наши сердца печатьи ржаного хлеба нам дал ломоть.И хотя я имя Твоё с утрапризываю, и с Ним погружаюсь в сон,

но похлёбку варит моя сестра,и в пустых полях высевает лён.И когда в лугах, на полях, в лесахголубые звёзды начнут цвести,я шепну с надеждой: «Смотри, Исав,как Иаков тебе говорит: „Прости!“»

2

Настеньке

Задыхаясь, солнце во тьму спешит,нет земных морщин на его лице.А под ним колхидский цветёт самшитвысоко в горах, на реке Цеце.Было время плакать и время петь,было время ночи — но вспыхнул свет.А вода, огонь, серебро и медь —

это тлен и прах, суета сует.Знаю, слово мудрого — гвоздь, игла,ты к сухому дереву пригвождён.потому что смертная тень леглана любого, кто от жены рождён.Как же ты нам близок, Экклезиаст,ибо мы забыли давно о Том,Кто придёт и руку тебе подаст,Кто шеол и смерть победит Крестом.Наступает, видимо, время «икс».Ходит вечность в вывернутой дохе.И идёт форель по реке Курджипс,чтобы в сеть попасть на реке Пшехе.

* * *

дочери Маше

Пережитки быта небогатого —

деревянных домиков уют…Голуби на улочках Саратовакрошки хлеба чёрствого клюют.Полон воздух запахами пьяными:месяц май взошёл на пьедестал.Праздник любования каштанами,словно день прозрения, настал.В книге жизни сбита рубрикация…Что осталось? Только ночь и день,жёлтая и белая акация,белая и сизая сирень.Пьёт японец крепкий чай без сахара,скучный, как роман Эжена Сю,и цветёт классическая сакурагде-то там, на острове Хонсю.

* * *

дочери Лене