В годину славы и печали

Охваченный праведным гневом Бондаренко прорвался сквозь пулеметный заслон противника и сбросил торпеду.

Длинный белый след приближающейся к кораблю торпеды был отчетливо виден с борта линкора, и чем ближе становился он к «Бэлуорку», тем громче звучали крики горести и отчаяния его команды.

Вновь мощный взрыв сотряс истерзанный корпус корабля, высоко взметнув столб белой пены вперемешку с пороховым дымом, и «Бэлуорк» стал тонуть. Он оседал медленно, неохотно, подобно бойцу, который в славной схватке вдруг получил коварный удар в живот, и еще не до конца осознав свое поражение, он начинает бессильно падать на землю.

Медленно, словно в замедленном кино, корабль начал свое роковое движение, чтобы затем стремительно уйти под воду вместе со всем экипажем. Мало кому из команды линкора удалось избежать смерти в этой ужасной могиле.

Второй линкор гибралтарского отряда «Дункан» был явным баловнем судьбы. Счастливо избежав гибели в сражении при Абу-Кире, он и в этот раз ускользнул от русских бомб и снарядов. Едва только русские самолеты появились перед Гибралтаром, как командир линкора капитан Паттерсон приказал разводить пары и быть готовыми идти на прорыв. У него были свои понятия о чести британского флага.

Весь скоротечный конфликт русских торпедоносцев с линкором капитана Гастингса Паттерсон хладнокровно наблюдал в бинокль, не торопясь поддерживать его огнем. После падения русского самолета на «Бэлуорк» холодный бухгалтерский разум Паттерсона немедленно вычеркнул линкор из числа живых и занялся калькуляцией своей судьбы. Весь процесс раздумий и метаний занял у командира «Дункана» меньше полминуты, и едва только корабль Гастингса начал тонуть, как последовал приказ идти на прорыв.

Не задерживаясь ни на минуты, чтобы попытаться спасти выживших моряков с «Бэлуорка», Паттерсон устремился вперед, пытаясь проскочить мимо русских кораблей, чьи орудийные калибры могли в два счета уничтожить «Дункан».

Механики и кочегары линкора выжимали из корабельных котлов все возможное и даже чуточку больше, однако как ни проворен был их корабль, уйти от столкновения с отрядом Беренса он не мог. Повинуясь приказу адмирала, комендоры крейсеров и линкоров уже начали вести пристрелку по «Дункану». И их снаряды все ближе и ближе стали ложиться к бортам линкора, и не было никакого сомнения, что с минуты на минуту первый крупнокалиберный гостинец испробует прочность корабельной брони британца.

О том, что будет потом, Паттерсон предпочел не думать и, не теряя ни секунды, приказал поднять на мачте сигнал: «Покидаю порт». Опасаясь, что в пылу боя русские могут его не заметить, британец продублировал его семафором.

Ох, как томительно тянулись последующие минуты. С замиранием сердца смотрел командир «Дункана», как вздымаются рядом с его кораблем огромные столбы водяной пены, поднятые взрывом русского снаряда. Как затрепетало оно, когда один из снарядов все же врезался в левый борт бегущего корабля, но не причинил линкору серьезных разрушений.

Ох, как чесались руки у адмирала Беренса поквитаться с бегущим линкором за гибель своего пилота и закрыть глаза на его сигналы, устроить британцу новый Трафальгар. За это, конечно, орденов он не получит, но будет легче и чище на душе. Так думал Евгений Беренс в первые минуты бегства «Дункана», но затем что-то щелкнуло в его голове, и он стал думать, как адмирал, а не как простой капитан второго ранга.

– Черт с ними, пусть уматывают. Для нас главное Гибралтар, – произнес адмирал, и сейчас же его слова трансформировались в сигнал: «Прекратить огонь».

Командиры «Измаила» и «Кинбурга» нехотя подчинились приказу командующего и в качестве мелкой гадости пожелали «Дункану» счастливого плавания.

Видя, что русские корабли пропустили Паттерсона, его примеру немедленно последовали три миноносца, печально ютившиеся в бухте Гибралтара. Подняв сигнал об уходе, они с чистой душой оставили скалу, предоставив коменданту Гибралтара самому решать проблему чести британского флага.

Как ни странно, но британское адмиралтейство признало действия капитана Паттерсона и примкнувших к нему миноносцев правильными и единственно верными в сложившихся условиях. Орден капитан «Дункана», конечно, не получил, но вот благодарность за спасение последнего корабля средиземноморской эскадры была занесена в его личное дело.

В отличие от моряков, полковник Фортескью имел несколько иные понятия о чести и долге перед империей. Поэтому он категорически отклонил повторное предложение Беренса о сдаче.

Горя гневом от негодования, адмирал дал коменданту час для консультации с Лондоном и принятия окончательного решения, однако и после этого британский флаг гордо реял над Гибралтаром. И тогда, стремясь не уронить лицо перед испанцами, адмирал приказал открыть огонь.

Ровно три часа продолжилась бомбардировка неуступчивой скалы. Находясь вне зоны поражения британских батарей, вооруженных шести– и восьмидюймовыми орудиями, русские корабли методично опустошали свои артиллерийские погреба, со всего маха вколачивая правду-матку несговорчивым британцам.