Ахматиар осторожно заметил, что еще два дня назад по следам его шел целый батальон, незадолго до того уничтоживший отряд «муджахедов» и, видимо не без помощи местных жителей, разоривший две базы в горах. По счастливой случайности этот батальон потерял след Ахматиара, сведений о солдатах он не имеет. Не лучше ли на время затихнуть, отсидеться в горной глуши, получить сведения об опасных преследователях и, может быть, завлечь их в засаду?
— Эти псы Кармаля как раз в самой глуши станут нас искать, — не согласился Кара-хан. — Сейчас наша осмотрительность — быстрота и внезапность. Сбор в долине Рыжих Столбов, за Ущельем шайтана, — туда не заглядывала еще ни одна ищейка правительства, и оттуда мы сумеем схватить за горло этих предателей с Красных гор. Нам хватит двухсот воинов. Сходиться надо небольшими группами, на это, я думаю, уйдет не больше десяти дней. Люди, которые пойдут в кишлаки, пусть побольше выведают о войсках. И скажи: тех, кто откажется пойти с нами, я разрешаю стрелять на месте.
Кара-хан даже не замечал, что в своей ненависти к соседям, открыто перешедшим на сторону народной власти, он действует сейчас вопреки той тактике, к которой сам же склонялся. В конце концов, его желание собрать сотни две в одном малодоступном районе не противоречит указаниям пешаварских хозяев, и к тому же он не собирается нападать на правительственные войска, вооруженные самолетами и вертолетами. Ни в коем случае нельзя безнаказанно позволять целым племенам и их вождям открыто становиться на сторону ненавистной власти. Удар по враждебным кишлакам с неожиданной стороны будет опустошительным, строптивцы дорого заплатят, и это послужит уроком для других. Потом, когда имя Кара-хана новой грозой прогремит в окрестных горах, он начнет действовать так, как задумал. А появление его отряда в Кучаре и ближних к нему селениях введет в заблуждение войска правительства. Главное — идти быстро, и тут преимущества на его стороне, ибо ему известна в округе каждая тропа. Перед выступлением Кара-хан перемешал своих людей с людьми помощника. Идти они должны были разными дорогами, не теряя связи, чтобы при нужде оказать друг другу вооруженную помощь, — это было тоже новое в тактике Кара-хана.
Через три дня оба отряда скрытно вышли в район Кучара. В долинах собирали осенний урожай апельсинов, начинался сбор гранатов и винограда, созрели бахчевые, местами на поливных террасах в солнечных чашах гор дозревал второй урожай хлебов. Укрывшись на склоне, басмачи угрюмо следили из-за камней за человеческими фигурками на полях, в садах, на улицах кишлака, завидуя жизни, которая обходилась без них, и оттого еще больше злясь и ненавидя ее. В единственном глазу Сулеймана, лежащего рядом с хозяином среди нагромождения каменных плит, накапливалась сумасшедшая тоска, и Кара-хан, случайно поймав его взгляд, тронул локоть телохранителя:
— Мы скоро вернемся сюда открыто, Сулейман. Мне сообщили из Пешавара важные вести. Я дам тебе столько земли, сколько сможешь поднять, и освобожу от всякой платы до конца твоих дней — ты заслужил это.
— Да услышит аллах твой слова, господин! Только из Пешавара трудно судить о здешних делах.
Кара-хан нахмурился, но заговорил прежним спокойным голосом:
— Да, это так. Однако теперь ты самый доверенный мой человек и должен знать мысли хозяина. Если даже придется навсегда оставить землю, завоеванную вашими отцами, пусть будущее тебя не тревожит. У тебя будет свой дом и, если захочешь, свое поле. Рассчитывай не только на те деньги, которые платят тебе, рассчитывай и на мои, а богаче меня не много людей сыщется и по ту сторону.
— Я знаю, хозяин. — Сулейман зыркнул на господина темным разбойничьим глазом.
— Но мы еще повоюем за эту землю и не уйдем, пока не рассчитаемся со всеми врагами ислама, — так велят законы нашего племени.
— Да, хозяин. — Кара-хан прочел в ответе и взгляде телохранителя только покорность. Сейчас, перед нападением на кишлак, родной им обоим, это было важно. Да и что, кроме покорности, оставалось рабу главаря душманской шайки, как и хозяину его, испачканному кровью людей? Правда, в глубине души Сулейман не считал себя виноватым ни в убийстве Самада, ни в других убийствах, ибо совершил их по приказу и под страхом смерти. Но кровь людей, — это кровь людей, и за пролитие ее надо отвечать. Поэтому он давно оставил мысль тайно покинуть банду...
Если бы Сулейман был совсем слепым! Но он имел глаз и уже начинал видеть всю тщету борьбы «воинов ислама» за возвращение старых порядков. По тому, как ожесточенно дрались теперь против них войска народной власти и даже отряды самообороны, по самому прозвищу «душманы», данному таким, как он, Сулейман догадывался, что новая власть по душе многим дехканам, что они совсем не нуждаются в том, чтобы Кара-хан и подобные ему защищали их от «безбожников».