В горах долго светает

— Я думаю, Исмаил, сколько страшных преступлений, кровавых грабительских войн, сколько зла и несчастий породили человеческая корысть, туполобый фанатизм и желание одних властвовать над другими, деление людей властолюбивыми негодяями на «высших» и «низших», на «правоверных» и «неверных», на «белую кость» и «плебеев». Но что характерно — во все времена почерк выродков, стремящихся сесть на чужую шею, одинаков. Ты знаешь, в ту войну фашисты гоняли толпы военнопленных, женщин и детей через минные поля перед своими танками. А за сто, за триста, за семьсот и тысячу лет до того так же примерно поступали другие насильники над народами, военные грабители и кондотьеры. А вот теперь мы видим своими глазами, как ваш феодал с продажным отребьем заслоняется женщинами.

— Да, в этом насильники одинаковы.

— А ты заметил, как она стояла на краю скалы, такая тоненькая и такая бесстрашная?

— Кто стоял?

— Та девушка или даже девочка... За нею — красные скалы, словно рассвет. И бледные тени врагов, сгорающие в рассвете. Этого нельзя забыть.

— Я почему-то не заметил.

— Ты говорил с душманами, ты на них смотрел, а я видел ее. Мы должны спасти эту девушку, Исмаил!

— Спасем, если остановим банду. И многих других спасем... Тебе нравятся наши девушки, Петрович?

— Очень нравятся. Только не вздумай невесту мне искать, уже есть, — засмеялся Лопатин. — Ваша революция часто видится мне совсем юной горянкой, которая идет опасной троной все выше и выше. Из темных щелей и нор в нее целятся черные ружья, а она идет, не пряча лица и не опуская головы. И красная заря разгорается над нею.

— Это красиво, Петрович, но плохо, если она такая беззащитная.

— Нет, она — бессмертна! Потому что с нею рядом майор Исмаил со своим храбрым отрядом, и тот кучарский парень, Азис, и его седобородый отец.

— Это красиво, Петрович, — повторил Исмаил, — но это не совсем так. Наша женщина слишком опутана шариатом и законами адата, чтобы идти тропой революции рядом с мужчиной.

— Но ведь есть такие, которые идут, я сам видел.

— Есть. Очень мало их пока. И ни Азиса, ни отца его уже нет с нами. Мы получили известие, что три дня назад семья его расстреляна Кара-ханом.

Лопатин вдруг ощутил острую боль в груди, словно получил весть о гибели брата или сестры. Но боль эту сразу заглушила ненависть.

Снова открылась широкая площадка, усеянная крупными камнями, скатившимися с хребта. Здесь, пожалуй, можно бы и десант высадить... И вдруг за ребристой скалой правая стена разорвалась неровной темно-фиолетовой трещиной. Ширина щели не больше двух десятков метров, но, видно, она пронизывала тело хребта насквозь, и обойти ее невозможно. Над этой трещиной, с края на край разорванного балкона, по которому тянулась тропа, провисала ажурная дужка моста: связанные волосяными веревками деревянные плашки и ограждение из тех же волосяных веревок. Но точно ли веревки волосяные? Надо подойти ближе и убедиться.

— Осторожно, Петрович, тут у душманов, кажется, охрана.

— Вижу, Исмаил.

Движение в камнях Лопатин уловил сразу, как только открылась щель. И от противоположной стороны моста метнулся какой-то человек, забился в невидимую впадину. Здесь никто не размахивал белым платком, каждую минуту следовало ожидать выстрелов. Но может, это и не душманы? А кто же еще станет сидеть у моста, на тайной бандитской тропе? Если даже Кара-хан не держит здесь постоянной охраны, он должен выслать вперед самых выносливых и ловких скалолазов, чтобы исключить неприятные неожиданности. И у них, возможно, есть радиосвязь. Тем не менее, не давая противнику времени на размышления, Лопатин решительно развернулся в ущелье и нацелил опущенный нос вертолета на середину щели, разорвавшей хребет.

— Что ты задумал, Петрович? — тревожно спросил майор.

— То, что нам нужно, Исмаил.

Вертолет, приседая, вползал в щель, Лопатин ощутил плавный толчок, когда стойка шасси зацепила мост. Но что волосяные веревки для многотонной железной глыбы? Легкая тяжесть почти мгновенно отпустила, Лопатин довел обороты до предела, машина резко пошла вверх — сбоку и сзади в вихре крутились порванные канаты и разметанные дощечки. «Теперь, сволочи, покажите свою храбрость не перед безоружными крестьянами, а перед отрядом солдат революции! Теперь попробуйте тронуть захваченных людей, жизнями которых вы еще можете спасти свои шкуры!» Машина выползла из щели, крутнулась на месте волчком, и в этот момент что-то лопнуло над головой. В защитном шлеме он не ощутил ветра, рвущегося в кабину, но, скосив глаза, увидел справа, в стекле фонаря, два пулевых отверстия. Итак, у моста тоже душманы, и они наконец спохватились, увидев, что произошло. Вертолет набирал высоту, снизу снова коротко треснуло по броне. Исмаил неуклюже повернулся на сиденье, за синеватым стеклом шлема Лопатин увидел его встревоженные глаза.

— Стреляют, Петрович, ты цел?

— Пусть постреляют, может, Кара-хан им это зачтет. Я одного боялся: как бы нам не врезали в борт реактивной гранатой, когда мы рушили мост.