Она начиналась в двухстах метрах ниже гребня и убегала из щели по узенькому, словно искусственно прилепленному к склону, карнизу, терялась под выпирающим лбом громадной скалы, от трещин словно покрытой темными морщинами. Лопатин медленно снижался, приближаясь к тропе; здесь, у выхода щели, душманы могли оставить засаду. Вспугнутые гулом вертолета, из пропасти взвились три стервятника, набирая высоту, черными тенями растворились на фоне гор. Признаков засады не было.
— Негодяи! — зло произнес афганец.
— О чем ты, Исмаил?
— Видишь, Петрович, внизу, на выступе? Этот кровавый оборотень не захотел даже лошадей отпустить на волю. Их столкнули вниз. Хорошо, если хоть перед тем пристрелили.
На уступе отвесного склона, где начиналась тропа, между камней свисала голова мертвого животного — не то лошади, не то ослика.
— Бандиты, они и есть бандиты.
— Да, Петрович, — вздохнул Исмаил, — кто может бросить гранату в толпу детей, тому ничего не стоит столкнуть в пропасть животное, когда оно отслужило.
Лопатин вошел в связь с командиром отряда коммандос, сообщил обстановку.
— Понял, спасибо, действуйте осторожно, — ответил знакомый голос с акцентом.
Вертолет скользил ущельем немного выше тропы, ущелье постепенно отгибалось к югу. По временам из крутой стены выпирали скалы выветренного песчаника и сланца, напоминая то головы доисторических ящеров, то угрожающе выставленные персты, то бивни и лбы гигантских каменных слонов и носорогов. Иногда стены ущелья сближались, невольно приходилось прижиматься к тропе, и тогда по крутосклону близко бежала отчетливая тень вертолета, вспрыгивая на уступы, бросаясь в щели и мгновенно выскакивая из них. Солнце, поднимаясь, уже доставало своими лучами до дна ущелья, и теперь далеко внизу угадывалось сухое русло, по которому, наверное, катятся мутные потоки после зимних снегопадов и ливней. Тогда в этом каньоне и самому убежденному атеисту померещится дьявол... Изредка тропа пропадала в нагромождениях скал и камней, Лопатин осторожно облетал их, стараясь не проглядеть ни одного метра. Майор сидел впереди, спокойный и неподвижный, пристально вглядываясь в каменный хаос, словно всю жизнь только тем и занимался, что высматривал душманов с вертолета. Наконец ущелье раздалось вширь, воздух стал прозрачнее, тропа, едва различимая на покатом склоне горы, открылась вперед километра на полтора. Она была пустынна, лишь серая птица призраком мелькала над ней. Неужто Кара-хан снова успел ускользнуть от возмездия? Или он не выходил на эту тропу, предпочтя затаиться где-то в другом месте? Но лошадь, сброшенная в ущелье? Или то оставил печальный след одинокий горец — охотник, пастух, контрабандист, рискнувший пробраться с конем проклятой Тропой шайтана?
Лопатин покосился на алую ленточку, но увиделась ему в тот миг не смуглая горянка, невинная кровь которой взывала о справедливом мщении, — на него исподлобья глянула Варя темно-серыми в длинных ресницах глазами, и в грустной улыбке ее таился то ли упрек, то ли просьба: «Береги себя...»
Позавчера, после месячного перерыва, он получил сразу два ее письма, третье — от матери и отца. Во всех трех была одна фраза: «Береги себя...» Береги. С тех пор как сел за штурвал винтокрылой машины, он не позволил себе ни одной залихватской штучки, ни разу не нарушил летных инструкций и правил, не прощал ни себе, ни своим подчиненным дилетантства в летной подготовке. Эту профессию он выбрал сам и погоны офицера надел добровольно. Военные призваны, чтобы беречь других. Себя они берегут в последнюю очередь...
Вдруг вспомнился такой далекий теперь разговор с отцом на деревенском крылечке алым росистым утром: «Знаешь, батя, когда на военных ордена сыплются?» — «Да уж знаю...» Первый орден Лопатину вручили месяц назад. Ко второму представлен.
У Вари скоро выпускные экзамены. А отец с Иваном все-таки минувшим летом перекрыли дом наново и теперь достраивают просторную веранду. Андрей тоже помогал из своего далека — деньгами. «...Теперь мы на твою свадьбу всю деревню позвать можем — всем хватит места в доме...»
— Внимание, Петрович!
— Вижу...
Тропа впереди уходила за острый выступ скалы, и там мелькнула фигура вооруженного человека. То мог быть мирный охотник или чабан, загнанный на этот опасный путь своею нуждой, но тревога до предела обострила зрение и нервы пилота. Лопатин стал увеличивать высоту, отводя машину к другой стороне ущелья. За поворотом оно распахнулось широким солнечно-фиолетовым провалом; на широком покатом карнизе, полузасыпанном лавиной, среди камней стояли люди. Их было около двух десятков.
— Там женщины?
— Это могут быть заложники.