В городе детства

Обуреваемый смутными предчувствиями и нелепыми догадками, я перестал обращать внимание на окружающий городской пейзаж, ради которого решил прогуляться, и не заметил, как оказался у входной двери в жилище своего друга детства. Оставалось только открыть ее оставленным мне ключом.

— Нагулялся? Давай, проходи! Сейчас для согрева выпьем и хорошенько закусим! — крикнул Виталик с кухни, заметив меня в прихожей.

Раздеваясь и разуваясь возле вешалки, я обратил внимание на отсутствие женской одежды, после чего прошел в кухню, где увидел на столе сыр, колбасу, хлеб, какие-то консервы, а также бутылку хорошей водки. Очевидно, возвращающийся с работы хозяин в отличие от своего гостя не забыл заглянуть в магазин. Мне стало стыдно.

— Черт возьми, столько шлялся, а приперся с пустыми руками. Вот же идиот! — раздосадовано бросил я.

— Ерунда, завтра затаришься, — шутливо сказал стоявший у плиты Виталик, добавив: — Главное, посуду помыл.

Его последние слова заставили меня невольно замереть, поскольку перед тем, как мне пойти гулять, на кухне хозяйничала Настя, а я к грязным тарелкам с чашками даже не притронулся. По какой-то необъяснимой причине мне не хотелось первым заикаться о ней, поэтому я попытался сказать так, чтобы мой друг сам обо всем догадался:

— Не приписывай мне чужих заслуг. Разве от такого лентяя, как я, можно ожидать помощи в домашних делах?

В ответ Виталик лишь слегка ухмыльнулся, вероятно, восприняв мои слова за неудачную шутку, что только сбило меня с толку. Я не мог заставить себя напрямую поинтересоваться о его подруге, словно эта тема в доме моего приятеля была табуирована, а потому просто сидел на табурете, надеясь на внезапное появление Анастасии, с которым разрешатся все вопросы и загадки. Однако ничего подобного не произошло, зато вскоре на кухонном столе появилась глубокая тарелка с отварной картошкой, и после того, как Виталик посыпал ее зеленью, мы наконец выпили по рюмке.

В последние годы алкоголь перестал развязывать мне язык, как бывало прежде. Наверное, с возрастом пропала потребность изливать свое наболевшее на других, которые все равно тебя по-настоящему не поймут, поскольку живут в своей собственной реальности. А может во внешнем мире стали иссякать сколько-нибудь значимые поводы для содержательных разговоров, и потому молчаливое созерцание оказывалось предпочтительнее. Однако произошедшее в первый же день моего пребывания на малой родине озадачило меня настолько, что уже после второй рюмки я не смог удержать язык за зубами и сказал хозяину квартиры:

— Послушай, мы сегодня совершенно случайно пересеклись с Витьком Косым в кафешке на проспекте. Как водится, посидели, поболтали о жизни, вспомнили былое. А перед тем, как попрощаться, он кое-что рассказал о некой Анастасии. Вернее, о вас с ней…

— Косой сплетник, зачем его вообще слушать? — с ходу пошутил хмелеющий Виталик, но потом сделался серьезным и со вздохом продолжил: — Что тут говорить? Познакомились в прошлом январе, когда отмечали старый Новый год у общего знакомого. К февралю уже сошлись, но так и не съехались. Зато я часто бывал у нее, а она приезжала ко мне в свободные дни, обстирывала закоренелого холостяка, гладила, убиралась, готовила. Все было хорошо, даже слишком. Наверное, поэтому вскоре закончилось самым трагическим образом. В середине апреля мы оба заболели — высокая температура, сухой кашель, слабость, одышка… Поначалу думали, весенняя простуда, ОРВИ, но инфекция оказалась более коварной. В итоге Настю госпитализировали двадцатого числа с приступом удушья, а двадцать пятого она умерла в реанимации. Я же выкарабкался, оставаясь дома, но до конца июня просидел в самоизоляции.

После последнего произнесенного им слова, на кухне воцарилась гнетущая тишина, в которой мне отчетливо был слышен стук собственного сердца и учащенное дыхание Виталика. Я хотел поподробнее расспросить его о Насте, но не решался. Словно угадав мое сдерживаемое чувством такта любопытство, он взял в руки свой телефон, немного в нем порылся, после чего протянул мобилу мне.

— Вот, взгляни, если хочешь. Здесь мы вдвоем гуляем по зимнему парку.

Пока я рассматривал удивительно красивые для любительских фотографий изображения, меня так и подмывало сообщить Виталику, что запечатленная рядом с ним миловидная женщина сегодня пила чай за этим самым столом. Я все-таки смог промолчать, поскольку осознавал последствия подобного заявления, хотя невозможно передать, что творилось у меня внутри.

— Почему же ты ни разу не обмолвился о ней в нашей переписке? — спросил я, оторвавшись от экрана телефона.