В городке над Неманом

— …Вот и убрала, сынок, твою могилку. Отдохнула сердцем, поплакала… Пора собираться мне. Пока домой дойду, солнце сядет, Зорька с поля вернется, подоить ее надо. Вчера Анюта прибегала, невестушка твоя бывшая. Почтаркой работает, пенсию мне за тебя принесла… Ждала тебя, ждала девчина, да не вернулся ты домой… Не сыграли свадьбы вашей. Другая семья у нее, а тебя помнит… Прибежала и плачет. А я вижу, слезы те радостные, счастливые. «Тетя Настя, — говорит, — старшая дочушка внука мне родила». Глянула на твою карточку, что в простенка висит, пригорюнилась, вздохнула. Посидели мы с ней, тебя вспомнили… Прощай, мой соколик…

Димка, приподнявшись на цыпочки, глянул сквозь кусты орешника. Маленькая старушка в белом аккуратно повязанном платочке, с сумкой в руках, уходила по лесной тропинке. Димка подождал, пока она не скрылась среди деревьев, а затем вышел на небольшую полянку, где стоял деревянный обелиск, когда-то выкрашенный в красный цвет, а теперь порыжевший. На нем была прибита жестяная пластинка… Димка подошел ближе и еле разобрал выцветшую надпись, сделанную когда-то масляной краской: «Солдат Советской Армии. Погиб в июле 1944 года. Имя — неизвестно».

Могила была тщательно ухожена. У обелиска стояла банка с букетом поздних полевых цветов. Следом за Димкой подошли сюда дядя Максим и Сашка Воробей. Они тоже молча прочитали надпись на деревянном обелиске. Димка рассказал о том, что видел и слышал, когда стоял в орешнике.

— Маленькая, говоришь? — спросил дядя Максим. — Одета аккуратно? Знаю я ее, это Прудникова, тетка Настасья. Да-а, был у нее сын… Летчик… В воздухе над Варшавой сгорел… Вот что, ребята, отсюда до улицы нашей недалече… Зайдите ко мне во двор, там в сарайчике у меня банка с красной краской стоит, справа за дверью. И кисть у притолоки висит… Да рядом с ней захватите моток проволоки медной… У тебя, Саша, велосипед есть. А ты, Дима, мой возьми. Он на веранде стоит. А я тут к вашему возвращению кое-что приготовлю.

Друзья подхватили лукошки и побежали по лесной дороге к Неману.

Когда они, захватив с собой все, что им было велено, приехали на лесную полянку, дядя Максим успел уже многое сделать. Вокруг могилы посадил несколько густых кустов можжевельника, а за ними вбил в землю четыре гладко отесанных столбика. Рядом лежали подготовленные ровные лесины. Осталось лишь прикрепить их к столбикам медной проволокой, и ограда готова.

Димка и Сашка начали красить обелиск, а дядя Максим, захватив топорик, снова пошел в чащу.

Он вернулся с двумя сухими березками. Пока ребята выкрасили обелиск, дядя Максим вытесал несколько ровных, аккуратных плашек. Посвистел, подумал, и вскоре его умелыми руками была сработана небольшая скамеечка.

Возвращались из леса уже после заката солнца. Ребята вели велосипеды в руках. Тихо шумели под налетавшим ветерком кроны деревьев, роняя на землю багряные листья.

Высоко, высоко в небе закурлыкали журавли. Далекий клин их был освещен солнцем и хорошо виден отсюда, с земли.

— Что-то в этом году журавли рано улетают, — сказал дядя Максим, — видно, зима будет крепкая и снежная.

Димкин рекорд

Заморозки навалились нежданно. Еще вчера перепадал дождь и даже ветер был теплым. А нынче утром Димка выскочил в одной рубашке на крыльцо и почувствовал крепкий обжигающий холод.

Он пожалел, что так круто переменилась погода. Сегодня воскресенье, можно бы сходить на рыбалку. А какая же рыбалка, если пальцы начинают через минуту стыть и даже листья, которые не опали еще с клена, свернулись и покорежились.

Все же после завтрака Димка решил сходить за Неман. Конечно, за ним, как всегда, увязался Ивашка, а за Ивашкой — Гром. Птица и собака были неразлучны. Обычно Ивашка летел впереди, оглядывая каждый куст или пенек, а за ним горделиво вышагивал спокойный, сильный пес.

Втроем они миновали мост и увидели дядю Максима, сидящего на берегу среди пожелтевших камышей.

Обычно Димка не подходил близко к дяде Максиму, а устраивался где-нибудь поодаль. Но сегодня Ивашка успел подлететь к стоящему позади рыболова открытому рюкзаку и заглянуть в него. Он даже сунул туда клюв, но сразу же с криком отлетел в сторону, а над рюкзаком на мгновенье показался большой, широкий рыбий хвост.

Дядя Максим рассерженно обернулся, но, увидев стоящего в нерешительности мальчика, приветливо махнул ему рукой: «Иди сюда».

Димка подошел к рыболову. Тот потирал руки, хукал на них, и мальчик впервые заметил, какая тонкая красная кожа у дяди Максима на кистях рук.

— Зябко, Дима, зябко, — сказал тот вполголоса и, перехватив Димкин взгляд, добавил: — Это я на Калининском фронте обгорел… Видно, сегодня последний день в этом году рыбачу. Леска обмерзает. Да и на реке, видишь, ледоход начался, «сало» идет.

С берега хорошо было видно, как ледяные пленки образовывались на воде, особенно там, где течение замедлялось или поворачивало назад.

— Можно посмотреть, что поймали?