В грозный час

Вдруг со стороны Коркодиново послышалась стрельба. Потом донесся рокот танковых моторов.

— Батальон атакует! — обрадованно закричал Осташков. — Точно!

Небо над Коркодиново заалело, там что-то загорелось. Звуки боя еще больше приблизились. И теперь уже ни у кого не было сомнения: наши действительно штурмуют деревню.

Но через некоторое время все неожиданно смолкло. Лишь на Воре гулко потрескивал от мороза лед…

— Товарищ комиссар, надо бы разведать, что там, в Коркодиново, — предложил Бирюков.

— Верно, разведать надо. Кого пошлем?

— Сам пойду.

— Нет, Бирюков, здесь ты нужнее.

— Разрешите мне, — вызвался Петровский.

— Ты же ранен.

И тут подал голос все время молчавший стрелок-радист:

— Товарищ комиссар, пошлите, пожалуйста, меня.

— Хорошо, иди. Разведай обстановку. В деревню должен войти наш батальон. Но на всякий случай пистолет держи наготове и гранаты возьми…

Я хотел еще сказать, чтобы он нашел Рукавишникова, фельдшера батальона, — в танке ведь раненые, — но но успел: радист уже вылез наружу.

Пожар освещал прилегавший к деревне участок местности. А тут еще из-за туч выглянула луна, и в ее свете стала хорошо видна маленькая фигурка стрелка-радиста. Вот он приблизился к крайним избам, остановился и… поднял руки.

В танке наступила до звона натянутая тишина.

— Вот это да! — наливаясь гневом, выдавил из себя Осташков. — Похоже, что сдался, слабак…

— Да погоди ты! — перебил его Бирюков. — Надо еще узнать, чего это он.

— Чего, чего! А то, что лапки кверху, и привет. Еще и фашистов с собой приведет.

— Осташков, перестаньте! — Честно говоря, на душе у меня в тот момент тоже было тревожно, нехорошо. Но в то, что стрелок-радист нас предал, совершенно не верилось.

— Раз руки поднял, значит, в деревне фашисты, — сделал вывод Осташков.

— Ну что ж, приготовимся к встрече, — сказал Бирюков.

Прошло минут двадцать. И вот от крайних изб показалась группа людей. Они направлялись в нашу сторону. Шли быстро, но без опаски, во весь рост, словно зная, что им ничего не грозит.

— Вот гады, уже освоились. Открыто идут, как к теще на блины, — заметил Петровский.

— Товарищ комиссар, разрешите, я их полосну маленько? — попросил Осташков.

— Подожди… что-то на гитлеровцев не похоже.

В самом деле, те так открыто не шли бы, да еще тесной группой. Развернулись бы в цепь и начали обкладывать наш израненный танк по всем правилам.

— Братцы! — Бирюков даже всхлипнул от радости. — Да мы ж чуть по своим не врезали! Вон, глядите, первым радист бежит. А за ним, кажется, Иван Антонович Сечной. Точно! А рядом Рукавишников…

Теперь и мы узнали их. Еще издали донесся счастливый голос стрелка-радиста:

— Товарищ комиссар, не стреляйте! Это мы! Подбежали, помогли нам выбраться из танка. Хлопаем друг друга по плечам, смеемся от радости. Рукавишников сразу же захлопотал около раненых.

— А радист-то ваш, радист! Ты знаешь, что он отмочил? — рассказывал Сечной. — Его у самых хат заметили, ну, как положено: «Стой, руки вверх!» Он руки-то поднял, а окажись на нашем месте фашисты, вряд ли бы они его взяли, потому как в руке у него граната была. Он бы и себя подорвал, и их. Точно! — И тут же деловито заводил лучом фонарика по нашему КВ. Осмотрев, сказал уверенно: — Ничего, завтра-послезавтра в строю будет…

В результате боя за Гречишенки, Ильенки, Коркодиново нами были разгромлены подразделения 17-го пехотного полка и его штаб.

— Какие же все-таки мерзавцы эти фашисты! — возмущался наш новый командир батальона капитан Г. В. Авраменко, к огда после упорного боя мы освободили разграбленпую, полусожженную деревню Малая Каменка. — И чем хуже их дела, тем больше зверствуют.

— Еще бы, сверхчеловеки, арийская раса. А сами хуже скотов, — презрительно заметил капитан В. С. Мухин, помощник начальника штаба бригады по разведке: — Ничего у них человеческого нет. Грабят, рушат, жгут… Разве это армия?

— Бандитская у них философия, бандитское и поведение, — вступил в разговор начальник штаба батальона старший лейтенант П. П. Тормоз.

Разговор этот происходил поздним февральским вечером в одной из полуразрушенных хат Малой Каменки. Мы с комбатом только что возвратились из штаба бригады, где получили задачу совместно с пехотой выбить противника из Колодкино и Федюково.

Ночь прошла в хлопотах. Перед рассветом я решил побывать в ротах. Собственно, рот в том представлении, в каком они обычно видятся — с полным штатом людей, с вооружением, техникой, у нас уже не было. В каждом бою батальон нес потери. А пополнение поступало нечасто. Вот и. получалось: в донесениях и сводках фигурировала рота, а на самом деле в ней всего-навсего один танк.

— Привет, Лыков! — раздалось над самым моим ухом. В темноте различил знакомую фигуру комиссара стрелкового батальона политрука П. Н. Шерстова. Он, как всегда, бодр, улыбчив. Будто и не было тех тяжелых двухнедельных боев у Юхновского шоссе, когда его батальону приходилось подчас драться в окружении. — Куда направился?

— По ротам. Надо с людьми поговорить.