В июне тридцать седьмого...

Ольга Розен. Они обвинили Григория в травле национальных кадров, в семейственности. Там было много обвинений. Двадцать третьего августа Кавбюро ЦК... Оно переехало из Баку в Тифлис сразу после установления советской власти в Грузии. В тот же день там обсуждалось «Дело Каминского». Я держала в руках ветхие листы бумаги... слёзы мешали читать. На заседание бюро приехал Сталин, тогда нарком по делам национальностей. Он поддерживал Багирова и Берию... Он уже тогда поддерживал его! Но за Григория стоял Серго Орджоникидзе. Они были друзьями... Верными друзьями на всю оставшуюся недолгую жизнь. Только в архиве, среди пыльных папок я поняла: Гриша не мог не быть там в тот день! Он поехал отстаивать своё честное имя. Свою честь коммуниста. И он отстоял её! Там есть стенограмма выступления Серго... Уже тогда он клеймил Берию! Он называл его провокатором. Почему, почему не услышали? Ни тогда, ни после...

Я знаю... Теперь я знаю почему. Они сиамские близнецы — Сталин и Берия. Вот почему! Они не могли друг без друга. Вернее... Сталин не мог без Берии. В тридцать первому году он отдыхал в Цхалтубо. Берия в ту пору возглавлял ГПУ Грузии и обеспечивал безопасность вождя. Всё время были неразлучны... И очень хорошо поняли -друг друга. В том же году Сталин «короновал» Берию на новый пост: первый секретарь Компартии Грузии... И сразу начались расправы. Все, кто протестовал против назначения Берии, сначала были отправлены на работу в разные концы страны, а потом... Никто из этих людей не умер своей смертью. Автомобильные катастрофы, отравления, репрессии, суды. Выжил только один из них, Снегов, бывший заведующий отделом Закрайкома. Выжил... после восемнадцати лет лагерей.

Господи! Господи! От всего этого можно сойти с ума... Передо мной были все эти материалы... И прямо на глазах развеялась в пепел розоватая легенда, специально пущенная сталинистами в те годы: Берия якобы был злым гением Сталина, который, оказывается, ничего не знал о репрессиях. Берия — сколько в этой версии цинизма! — обманывал вождя, сбивал с толку, использовал доверчивость Иосифа Виссарионовича. Кстати, подобную легенду пустили по свету и о предшественнике Берии — Ежове. Я читала документ за документом и — задыхалась... Я как бы попала в ЦК партии тех лет... Да, это так: архивные документы — ожившая в твоих руках эпоха. Я ощутила ту атмосферу: невероятная, всепропитывающая и всеохватывающая концентрация власти в руках Сталина. И его просто животный, патологический страх потерять эту власть. Подозреваются все и вся. Малейшее подозрение, почти всегда ни на чём не основанное... Кроме доносов, конечно, — и человек исчезает. Члены ЦК не имеют права защищать своих заместителей, бывших друзей, в верности которых убеждены, своих жён и даже детей... И всё это исходит от Сталина. Но руки у него, если можно так сказать, в крови не замараны. Он действует через своих верных и преданных исполнителей, садистов, палачей и подонков — Ягода, потом Ежов, за ним Берия...

А всё началось тогда в Баку, в двадцать первом году! Гриша уже в ту пору понял, раскусил этого человека! Но почему, почему, уезжая в Тифлис, он не сказал мне правду? «Поехал любоваться памятниками архитектуры...»

Впрочем, я знаю, почему он не сказал мне правду. Он не хотел меня тревожить, волновать: окончательно пропадёт молоко, Ленка и так слабенькая. И потом... Для него партия всегда была святыней. Наверно, он считал, что та грязь, клевета — ошибка, случайность. Он ещё был так молод! Двадцать шесть лет...

...Сколько я стояла у открытого окна? Дождь перестал. Небо над московскими крышами светлело, в золотом куполе храма Христа Спасителя отражались лучи закатного солнца.

Я обернулась. Григорий сидя спал на диване. Ему всегда не хватало времени. Систематически не высыпался. Четыре-пять часов в сутки...

Я осторожно подошла к нему. Ровное глубокое дыхание.

«Бедный!.. — Сердце сжалось от любви и тоски. Подумалось: — Какой у него крепкий, беспробудный сон!»

Но ведь надо будить. Скоро приедет машина.

«И Ленка разоспалась, — подумала я. — Не слышно её. В дождливую погоду хорошо спится».

Я подошла к дубовой тумбе, на которой стоял граммофон, подняла головку с иголкой, перевела рычажок. Медленно закружилась коричневая пластинка.

Сквозь потрескивания, шорохи, вздохи саксофона томный мужской баритон:

Я поднимаю свой бокал

За наши души,За голос, что для нас звучалВсё глуше, глуше...

POST SCRIPTUM

«Московская правда», 26 июня 1987 года.

Бабушкинский РК КПСС, партийная организация ДЭЗ № 16 с глубоким прискорбием извещают о смерти члена КПСС с 1917 года, персонального пенсионера, кандидата технических наук, лауреата Государственной премии ОЛЬГИ БОРИСОВНЫ РОЗЕН и выражают искреннее соболезнование родным и близким покойной.

Глава тринадцатая

ВОЙНА