В июне тридцать седьмого...

Во второй половине XIX века возникло социал-демократическое движение и его теория. Задачи и у марксистов (коммунистов), и у социал-демократов были одни: построение справедливого социалистического общества; вопросы о частной собственности, о профсоюзах, о формах государственного устройства и проч. дебатировались. Но было одно принципиальное разногласие: путь к намеченной цели. Марксисты: революционная борьба, насильственное ниспровержение буржуазного строя («Революции — локомотивы истории», К. Маркс); социал-демократы: эволюционное, ненасильственное развитие, парламентский путь, ибо — «насилие порождает насилие». И этих разногласий, споров, открытой борьбы, нередко переходящей в выяснение отношений на баррикадах, расколов партий (большевики — меньшевики) хватило на вторую половину девятнадцатого века и на всё двадцатое столетие...

По грубой схеме, в каждой стране, едва успев зародиться, социалистическое (или социал-демократическое) движение раскалывалось на два, увы, непримиримых лагеря. То же самое, с самого начала, с первых шагов, было в Российской империи, естественно, со своей российской спецификой.

...После отмены крепостного права в 1861 году и проведения других реформ Александра Второго (среди них следует выделить судебную и земскую) в России началось бурное развитие капитализма — об этом уже говорилось: вырвались на простор сдерживаемые крепостничеством накопившиеся экономические силы могучего государства. И... тут же проявилась эксплуататорская суть первоначальных капиталов, пущенных в дело, проявилась в русском варианте: на ситуацию налагали свой тяжкий отпечаток невежество, забитость и — никуда от этого прискорбного факта не уйти — скажем так, генетическое чувство рабства в душе русского народа. (Кстати, неистребимая тоска по «сильной руке» уже в наши дни — не что иное, как отголосок этого чувства; ну а в ту пору, о которой идёт речь, оно выражалось классической фразой: «Вот приедет барин, барин нас рассудит».)

И через двенадцать лет — в ответ на новую ситуацию в обществе — в России возникло движение, окончательно оформившееся к концу 1873 года, которое с полным правом можно назвать русским феноменом.

«Хождение в народ»... Вот уж воистину проявление русского национального характера, «русской совести» нашей интеллигенции, выпестованной двумя веками мучительной отечественной истории. Не забудем, что этот теперь ставший интернациональным термин появился в России: он был введён в литературу шестидесятых годов прошлого века Петром Дмитриевичем Боборыкиным, притом в понятия «интеллигенция», «интеллигент» вкладывался не только социальный, но и нравственный смысл.

В народ! Нести знания, передовые идеи, пробудить к активной свободной жизни убогих и сирых, задавленных нуждой и невежеством. Сначала сотни, а потом тысячи молодых людей откликнулись на этот призыв: интеллигенты-разночинцы, дети сельских священников, городских мещан и чиновников, выходцы из дворянских семей, студенты, гимназисты старших классов.

Один из участников этого доселе неизвестного мировой истории похода С. М. Степняк-Кравчинский писал: «Ничего подобного не было ни раньше, ни после. Казалось, тут действовало скорее какое-то откровение, чем пропаганда... Точно какой-то могучий клик, исходивший неизвестно откуда, пронёсся по стране, призывая всех, в ком была живая душа, на великое дело спасения родины и человечества. И все, в ком была живая душа, отозвались на этот клик, исполненные тоски и негодования на свою прошлую жизнь, и, оставляя родной кров, богатства, почести, семью, отдавались движению с тем восторженным энтузиазмом, с той горячей верой, которая не знает препятствий, не меряет жертв и для которой страдания и гибель являются самым могучим, непреодолимым стимулом деятельности...»

Свыше тридцати губерний Российской империи было охвачено невиданным походом: Поволжье, Дон, Днепр. Шли как на битву, как на правый бой — из Петербурга и Москвы, из Киева и Одессы...