В Институте Времени идет расследование (С иллюстрациями)

Но ругал я себя больше от тоски и растерянности. Я все же верил, что не ошибся. Очень уж хорошая у меня получилась система — такая она была стройная, такая изящная, не хотелось с ней расставаться… А если какой-то факт не укладывается в нее, тем хуже для этого факта.

Я зачем-то потрогал дверную ручку, потоптался у проходной, потом отошел в сторонку. Мне было безразлично, видят ли меня из проходной или даже из окон института. Я сейчас хотел одного — спрятаться в какой-нибудь укромный уголок и там дождаться конца всей этой истории. Пускай все будет без меня, не нужно мне славы, не нужно мне лавров, я скромный, простой путешественник во времени, я напутешествовался досыта, устал, мне бы лечь да укрыться. Вот пойду я сейчас домой, к своему двойнику, к этому благородному самоотверженному труженику, открою его комнату своим ключом — надеюсь, он не вздумал сменить замок? — и завалюсь спать. И пускай он сам разбирается во всей этой катавасии, а я уже сыт по горло!

Преотлично я понимал, что нет такого уголка, куда можно спрятаться. Не было его даже в том, «моем» мире, а здесь и подавно! Можно, разумеется, помечтать об этом несуществующем укрытии… или представить себе, как обалдеет «здешний» Борис, если явится после работы домой и увидит, что я мирно храплю на его диван-кровати… Можно еще…

Но я не успел додумать, какие еще призрачные выгоды можно извлечь из моего теперешнего положения. Дверь проходной распахнулась, с грохотом отлетела к стене, и на пороге появился Аркадий!

Он не просто вышел — он именно появился, возник, прямо-таки материализовался из черного прямоугольника дверного проема и явно нес в себе колоссальный заряд энергии. Возникнув, он стремительно обвел взглядом окружающий его мир, и я видел, что взгляд этот разыскивает меня!

Напрасно я старался исчезнуть — тихо, без той эффектности и блеска, что сопутствовали появлению Аркадия, — напрасно прижимался изо всех сил к старому дуплистому ясеню, у которого стоял: взгляд Аркадия остановился на мне, и я с тяжелым вздохом оторвался от ствола ясеня.

Аркадий, торжествующе улыбаясь, зашагал мне навстречу.

— Ну, иди сюда, самозванец! — ласково сказал он. — Иди, иди, я тебя не трону!

— Сам ты самозванец! — неожиданно для самого себя обиделся я.

— А это мы посмотрим! — все так же ласково возразил Аркадий. — Посмотрим, поглядим… — пропел он, все приближаясь ко мне. — Значит, Селиванов меня обозвал? Юрий… э…

— Матвеевич… — неохотно подсказал я.

— Именно вот, Матвеевич! И давно он у вас в институте работает?

Он подошел вплотную и разглядывал меня с холодным интересом удава, который уже загипнотизировал кролика и теперь прикидывает, как поудобней его заглотать.

— Караул! — шепотом закричал я. — Я буду жаловаться! Я до месткома дойду!

— Ты не дойдешь, — мстительно сказал Аркадий. — Тебя принесут. На носилках. В кабинет к товарищу Селиванову, и Зоя тебя перевяжет, чтобы ты не истек преждевременно кровью и не ушел от справедливого возмездия! Ясна тебе эта картина, самозванец?!

— Но почему, почему ты меня оскорбляешь? — надрывно воскликнул я. — Почему ты говоришь, что я самозванец?

— А вот потому! — веско заявил Аркадий и железной хваткой сжал мое плечо.

Вырываться было бесполезно: Аркадий на веслах развил прямо-таки стальной хват, почище любого капкана.

— Не соблаговолите ли вы, сударь, — медовым голосом пропел он над моим ухом, — пройти со мной в некий вам известный скверик, где я буду иметь честь просить вас о сатисфакции?

И с этими словами он придал моему телу нужное направление и скорость.

— Соблаговолю… — с некоторым опозданием пробурчал я, слегка упираясь ногами в тротуар.

— Иди, иди, авантюрист, иди на суд общественности, — подбадривал меня Аркадий, нажимом железных пальцев проясняя свою мысль.

Я не понял: себя, что ли, он именует «общественностью», но промолчал.

До скамейки в скверике мы дошли без особых происшествий. На песке дорожки по-прежнему лежал мой прутик. Аркадий молча усадил меня на скамейку, уселся сам рядом и лишь тогда разжал свою железную хватку.

— Слушай, Аркашенька, — вкрадчиво спросил я, потирая ноющее плечо, — а не собираешься ли ты, часом, присвоить себе функции нашего самого демократического в мире народного суда? Смотри, а то ведь у меня знакомые в прокуратуре есть…

— С каких это пор? — подозрительно осведомился Аркадий, хищно сжимая и разжимая пальцы.

— Да вот общался я недавно с одним следователем, — небрежным тоном сообщил я, — по делу о смерти некоего Левицкого… Очень, знаешь, толковый товарищ оказался, даже в хронофизике отчасти разбирается. Мы с ним просто, можно сказать, подружились, невзирая на такие печальные обстоятельства. Линьков, Александр Григорьевич его зовут…

Я болтал, искоса поглядывая на Аркадия. Выражение лица у него было странное: смесь изумления, недоверия и… и радости! Он ошеломлен, потрясен — ну это легко понять. А вот чему он радуется — явно ведь радуется, несмотря ни на что! — этого я понять никак не мог.

— Значит, он все-таки умер? — очень серьезно и печально спросил наконец Аркадий.

Я растерянно поглядел на него.

— Кто «он»?