В Иродовой Бездне (книга 1)

– У меня, брат, дело идет слаженно, – рассказывал он Леве. – И вот мой принцип. Он указал на плакатик, написанный от руки, висевший над столом: «Один за всех, и все за одного». Безусловно, его здесь любили и уважали.

Он рассказывал Леве, как по тревоге они вскакивают и готовы ехать немедленно. Брюки заправлены в сапоги, так что пожарник сразу попадает одновременно ив брюки, и в сапоги, застегивается – и готов.

Обойдя все, что положено, он сел с Левой на ближайшем холме, и пошла искренняя беседа. Лева рассказал о своем призвании, посещениях, стремлениях быть там, «где трудно дышится, где горе слышится». Брат К., оказалось, любил Некрасова. Он писал стихи и, подражая Некрасову, написал одноименную поэму: «Кому на Руси жить хорошо», но только с духовным уклоном. Благодаря своей работе, он был в курсе жизни заключенных всего Александровского централа и знал, где находятся какие братья и сестры, всячески старался облегчить их участь. Александровский централ не вмещал всех заключенных, поэтому вблизи были построены для них особые бараки, обнесенные колючей проволокой.

Поговорив с братом, Лева направился в самый централ. Это было огромное здание, обнесенное высокой, каменной, побеленной стеной. На огромных воротах на красном фоне была издалека видна надпись: «Александровский распределитель».

Лева стал хлопотать о свидании. Проверили документы, дали разрешение. Потом провели через огромные железные ворота и еще через такие же и решетчатую дверь высокого здания. Он оказался в совершенно пустой комнате с мрачными решетками на окнах.

На свидание он пришел не один, было еще несколько женщин, на лицах которых он читал глубокую скорбь и тревогу за своих близких. Открылись темные железные ворота в противоположной стене и надзиратели вывели заключенных на свидание. Лева не знал, к кому идти.

– Что же ты не идешь? – спросил надзиратель. – Или не узнаешь, что он так изменился.

– Да, действительно изменился, – сказа Лева, обнимая седоватого обросшего старичка. Это был брат с Украины, которого он в первый раз видел, но которого полюбил так, как будто они всю жизнь прожили вместе. Они обменялись несколькими словами и убедились, что они навеки родные. Их сердца горели любовью Божиею.

Старичок сидел в камере, мало дышал свежим воздухом, лицо его было бледно, несколько отечно. Когда Лева поприветствовал его и рассказал, как стойко, с большой надеждой на лучшее братья переносят страдания, глаза старичка наполнились слезами.

– Ох, брат, – сказал он. – Тот же Господь и со мною, точно так же, как вы рассказываете о других. Он утешает и укрепляет меня. Ведь если я умру и не вернусь к родным – это не беда, ведь я пойду к Господу, там встречусь с родными, там лучше…

Когда кончилось свидание, старичок особенно благодарил Леву за посещение.

– Не меня, брат, благодарите, – отвечал Лева. – Я – ничто, я только послушался Господа, Его и благодарите.

В те дни, когда Лева посещал заключенных, он нес им радость, но какую – он сам тогда не сознавал. Лишь спустя несколько лет, когда он сам многое испытал, он понял, что значит для заключенного – встретить близкого по духу человека.

В тот день Леве удалось познакомиться и побеседовать еще с несколькими бесконвойными братьями. Для них встреча с Левой была большой радостью.

Наступила ночь, темная, беззвездная, осенняя ночь. И тайга, и Александровский централ, и все вокруг погрузилось во мрак. И один за другим к избушке, где жила сестра в Александровке, потянулись братья. Они шли на вечерю Господню, вспоминать страдания Христа. Некоторых из них отпустили свободно, так как начальство, зная, что они баптисты, вполне доверяло им. Другие с риском вышли из-за проволоки, чтобы только приобщиться к Телу Христа, к Его пролитой за грешников Крови.

Эту вечерю Господню Лева никогда не забудет, как первую вечерю среди заключенных. Он был один «свободный» брат среди них. Тускло горела керосиновая лампа. На простых табуретках сидели они, страдальцы за Христа. Строго, с глубокой сердечностью и мыслью звучало негромкое пение:

PoetryВзойдем на Голгофу, мой брат.

Там посланный Богом Мессия распят.

О правде святой проповедывал он,

Больных исцелял, а теперь Он казнен,

Падем перед Ним.

К глухим мужским голосам красиво и стройно присоединялись два женских голоса,

Хлебопреломление совершал брат К. Он говорил, что соблюдение этой великой заповеди Христа никогда не прекратиться до Его пришествия. Он рассказывал, как в условиях Иркутской тюрьмы, они с большим трудом доставали вино и аккуратно в камере совершали вечерю Господню. Он делился тем дивным благословением, которое они имели тогда.

Теперь, открыв «Евангелие от Матфея» 26 главу он прочитал с 21-го стиха: «И когда они ели, сказал: истине говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились и начали говорить Ему, каждый из них: «Не я ли, Господи?»