В Иродовой Бездне (книга 3)

— Я же так думал, но когда все братство стало думать иначе, я понял, что останусь в одиночестве, и решил лучше идти со всеми, нежели оставаться никому не нужным одиночкой. — Мало того, он еще и добавлял к этому обычный, набивший оскомину софизм:

— А вот, если твою мать будут резать бандиты? И ты будешь равнодушно смотреть? Не схватишь ли первое, что тебе под руки попадется, и будешь защищать ее? Или твою сестру будут насиловать хулиганы, а ты будешь смотреть или говорить о любви Божьей? Не следует ли тут принять меры, физически остановить насильников?

Лева знал много подобных примеров, доказывавших, что непременно, и в нужный момент, необходимо применить оружие. И вот теперь казалось, скажи Лева на суде, что он берет свои слова обратно, что он согласен на все, в том числе и поклясться в присяге. Как все будет хорошо! Но такие мысли даже ни разу не прилик ему в голову. Он все снова и снова вспоминал старинный стих нашего братства:

«Наш меч не из стали блестящей,Не молотом кован людским;Он, пламенем правды горящий,

Дарован нам Богом Самим.Не плоть он людей поражает,И братскую кровь он не льет;Он душу и дух проникает,И зло, и несчастье сечет.Он цепи греха разрубаетИ пленным свободу дает;

Сквозь дебри он путь пролагает,И к истине путь тот ведет.Как молнии грозные тучиПронзает он вражеский строй;От Господа меч наш могучий,И нужен ли меч нам иной?»

Сборник духовных песен ВСЕХБ, 1956.Собратья по вере часто говорили Леве, что в духовном вопросе, в деле Божьем, конечно, меч иной не нужен. Но вот когда мы отдаем кесарю кесарево, то мы вооружаемся мечом и действуем как слуги кесаря.Возможно, такая мысль и была для многих понятна и укладывалась в сознание, и тогда их совесть была свободна. Но Лева это никак уяснить себе не мог; и ему было вполне ясно — что он последователь Христа и должен поступать во всем так, как поступал бы Христос.И теперь, в эти тюремные дни, ни малейшей тени сомнения не возникало в сердце Левы. Ал. Павел говорил, что всякий поступает «по удостоверению ума своего». И теперь Лева, находясь в тесных обстоятельствах, не получая передач, ощущая голод, имел защиту от бури в чудном образе Спасителя. Он вспоминал один из самых дорогих гимнов:«О, образ совершенныйЛюбви и чистоты,Спаситель, царь вселенной,

Пример мой вечный Ты.На лик в венце терновомХочу душой взирать;Хочу делами, словомТебе лишь подражать…»И вот однажды днем Леву вызвали в канцелярию тюрьмы, где его ждал новый конвой. Тщательный обыск. Вооруженные милиционеры выводят его за ворота тюрьмы. Большая грузовая машина. Он садится в кузов, милиционеры стоят в кузове у кабины, машина тронулась.

— Везем вас на суд, — сказал начальник конвоя.

Улицы покрыты снегом. Мчится машина. И вот — здание мединститута, въезжают во двор: «В глаза Левы бросается висящее на стене объявление: «Показательный судебный процесс над бывшим студентом мединститута Смирнским Л. Заседание суда в главном зале. Начало…»