Некоторые соглашались, другие смеялись; большинство из сидевших в камере принадлежало к категории всевозможных мошенников, спекулянтов, растратчиков. Настоящие воры, «шпана», как их называли, содержались в отдельных камерах, так как они, несмотря на запрет, играли в карты и грабили в камерах всех, не принадлежащих к их воровскому кругу.
Принесли знакомую баланду — жидкую мутную водицу, в которой плавало что-то неопределенное. Хотя Лева еще не состоял на довольствии, ему все же налили миску этого «супа».
– Ты что-то, парень, заплошал, попал в тюрьму и даже с собой ложки не взял, — сказал сидевший с ним рядом заключенный. — Я просто удивился: с пустыми руками в тюрьму попал…
– Меня так неожиданно взяли, — сказал Лева, — что я даже ложки не успел захватить.
– На мою ложку!
– Да не нужно, — ответил Лева. — Суп такой жидкий, что его можно пить прямо из миски.
— На вот, возьми хлеба. Не стесняйся, бери. Я хорошие передачи получаю, сыт.
Лева взял кусок хлеба и, помолившись, с аппетитом стал глотать горячую баланду.
— Да будет воля Твоя! — молился Лева.
Глава 3. Сильные волны
«Ибо Ты был убежищем бедного, убежищем нищего в тесное для него время, защитою от бури, тению от зноя; ибо гнетов дыхание тиранов подобно буре против стены».
Исайя, 25:4
Однообразно шли тюремные дни. В камере содержались те, кто ожидал вызова в суд. После сюда большинство приходило, как правило, осужденными. Их переводили в другие камеры, где содержались приговоренные к разным срокам лишения свободы. Лева, привыкший к бурной студенческой деятельности, научной работе, испытывал невольное, бездействие в тюрьме как нечто весьма мучительное. Он беседовал с другими заключенными, но нельзя же все время беседовать! Он много размышлял, молился, иногда тихо пел. В минуты, когда на душе становилось особенно тоскливо, он пел на старинный напев гимн, который пели первые русские братья — светочи Евангелия в страданиях и узах: