В капкане совершенства

— Возможно, мне льстило несколько, что она назвала меня хорошим после того, как бросила и растоптала. Я не должен был вообще допускать ее близко… Ты не заслужила этого. Если ты простишь меня, я обещаю, что буду самым внимательным, самым лучшим парнем для тебя… И за все, что ты делаешь, я буду вечно благодарить тебя, потому что без тебя я ни за что бы этого не добился…

Ханна слушала и в мозгу ее прорезывалось лишь одно воспоминание. О том, как безвольный парень прошел через реки крови, несколько преступлений и суд, чтобы она могла сидеть рядом с ним. А до этого столь же бесстрашно он спасал Лейлу, которая даже не была его девушкой…

Иногда любовь требует от нас переступить через самые сильные обиды. Именно требует. Потому что иначе она уйдет. И если обида не была вызвана предательством, почему же нужно было выбрать ее, а не любовь?..

Ханна все еще со слезами обняла Артёма.

— Ты не безвольный, — прошептала она. — Просто… я бы все отдала, чтобы быть для тебя такой же привлекательной, как она…

— Да что такое, — Бьорн встал с постели на плач дочери.

— Это от твоих сомнительных рассуждений она проснулась — ты ее и успокаивай, — Лялька повернулась на другой бок.

— Ты о чем это? — Артём вытаращил глаза. — С чего это она для меня привлекательная? Может, и была когда-то…

— Я не о том. Если уж на чистоту, это хоть и унижает… Я понимаю, что того, что у меня есть, для мужчины недостаточно…

— Ханся, ты извини, но большего бреда я в жизни не слышал. О чем ты вообще говоришь?..

— Ты понял, о чем я. «Небожительница» вряд ли может вызвать настоящее влечение.

Артём пару раз моргнул, воспринимая ее идею.

— Хочешь честно?.. Я с первого взгляда на тебя перестал здраво мыслить. И вовсе не от жажды духовной близости. Надо мной шутили, чтоб я еще одну таблетку принял. А когда я в следственном изоляторе сидел, так уж не буду говорить тебе, какие сны отвлекали меня от мыслей о Боге и пожизненном…

— Почему ты никогда об этом не говорил?

— Вроде девушкам не принято такое говорить…

Но Ханне эти слова были нужны больше всего на свете. Она объяла его руками и начала жарко целовать.

— Надеюсь, у тебя в голове было хотя бы нечто подобное, — произнес Артём, фактически пробормотал.

— Могу сказать, что такие мысли начали преследовать меня гораздо раньше моего выздоровления.

— Скорее бы они уже родили пару штук, чтобы она больше от него никуда не убегала, — изрек Бьорн.

— Вот так логика… — произнесла Ляля сонно. — Ты так волнуешься за их счастье?..

— Конечно. Они наши друзья. И, если Артём не одинок, у меня и повода нет для беспокойства о ваших теплых отношениях.

— Иди ж сюда, мой Отелло. Положи пока Ольгу между нами… Вот так…

— Я обязательно рожу тебе детей, обязательно, — пообещала Ханна. — Ну… если Бог даст, конечно… Просто дай хоть немного разобраться с проектом… У нас буквально одни энтузиасты работают. Пока мы не получили поддержки от государства, ни квартир приличных, ничего прочного не можем предложить.

— Хорошо, я понял тебя, — ответил Артём. — Я, наверное, слишком давил. Ведь решение должно быть совместным, да и вынашивать тебе…

— Ты должен мне поверить, что я правда этого хочу так же, как ты…

— Почему бы нам не пожениться просто для себя?.. Что, обязательно ради детей это делать?..

Ханна улыбнулась в ответ.

— Аллилуйя, — прошептал Бьорн, видя, что дочь наконец сладко засопела.

Ляля приложила палец к губам и аккуратно взяла ее на руки, чтобы перенести в кроватку.

Глава 24

Ночь — время раздумий. Время, которое нельзя отложить до утра.

Дима сидел один в квартире напротив пустых люлек для младенцев и пытался осмыслить свою жизнь. Он легко мог бы снова взяться за бокал, но организм словно отверг пагубную привычку.

Впервые мысли его окутали все, что происходило с ним за последние годы. Полетели в санаторий для больных, проникли вглубь него самого.

Кем он был? Для Кати, для Адель?..

Добрый Дима, обожавший детей. Спившийся от любви к разнузданной богине, спасавшийся в объятьях настоящей дружбы, которую так легко предал.

Был ли он действительно когда-то добрым? Любил ли он на самом деле кого-то, кроме себя, да даже себя смог ли он полюбить?..

Вихрь Адель, дававший все в этой жизни, на деле оставлял ему лишь моменты псевдосчастья, когда в ней замолкала социопатка и начинал говорить тихий доверительный голос. Когда он тащил ее из ванны мокрую на руках в постель и воображал самым близким на свете человеком, когда кружила голову неистовая страсть, которую она дарила всем без разбора… Когда он играл с ее детьми…

Добрый? Мягкий. Слишком мягкий, чтобы иметь хоть какую-то стойкость. Пластилин, из которого лепили все, что хотели. Такой любят детишки. Конечно, ведь он сам так и не повзрослел.

Вернее, только начал. Не успел. Уезжая от Адель после дней недострасти, слез и жалобных взглядов, он уже понимал, что ей нужен не такой человек. Твердый, спокойный, готовый помогать во всем, лечить. И ничего не требовать взамен, если она вдруг сделается хоть немного прежней. Он таким не был. Он ощущал огромную усталость.