В каше

– Во времена, когда малыш Прогресс делал свои первые шаги, религия была весьма полезна, поскольку помогала загонять людей на работу, учила их быть честными и трудолюбивыми. Но механизация труда неуклонно растёт, и всё идёт к тому, что весь физический труд в скором будущем смогут выполнять роботы. Поэтому религия, а вместе с ней и духовность, утратили свою актуальность. Рынку нужны не работяги и просвещённые, а потребители. Едва ли праведник способен быть хорошим потребителем, если он может месяцами сидеть на одной воде и хлебе. Рынок сделал свой выбор в пользу «самых умных» – людей нового времени, «свободных индивидов», настолько «свободных», что у них есть время и желание смотреть весёлые видео с интегрированной рекламой.

Поэтому мода на атеизм и всякое отсутствие духовности среди молодежи вовсе не следствие роста среднего уровня IQ, не затянувшийся модерн, не постмодерн, который в принципе невозможен, и скоро ты поймешь, почему. Шпана стесняется духовности, которая действует на неё, как красная тряпка на быка, лишь потому, что так нужно Рынку. А Рынок – это самое святое. Мы дети Рынка. Капитал, золото, доллар – это его приходящие и уходящие обличия. Но он, Рынок, вечен.

Сегодня любой школьник-фрейдист скажет тебе, что религия всего лишь результат развития супер-эго, а значит, всё у нас хорошо. Да, пока в России тихо смеются, на Западе громче, но живущие при роботах так или иначе будут ржать во всё горло.

Такое объяснение заставило сердце Миши биться быстрее. Неожиданно для себя он спросил:

– Выходит, для вас Бога нет и никогда не было?

– Почему же не было? Был. Ты где вообще учился? Это на первом курсе проходят. Бог был, потом мы его убивали-убивали, а в 30-х годах ХХ столетия зафиксировали окончательную смерть. Что здесь непонятного? Сейчас нужны новые смыслы. Собственно, поэтому ты и здесь.

Простоватая академичность профессорских объяснений диссонировала с образом премудрого гуру. Происходящее вновь стало походить на шутку, и на душе у Миши полегчало. Теперь он допускал, что его собеседник и впрямь мог считать себя важной персоной, но самомнение выжившего из ума старика ещё ни о чём не говорило.

– Тогда кем вы себя считаете? – поинтересовался Миша. – Я имею в виду – вы, Чистодел, ребята, что меня забирали из общежития? Весь этот маркетинг, что вы так красиво описали, зачем он вам нужен?

Профессор хитро улыбнулся:

– Кем мы себя, значит, считаем? Смотри, ты в своём эссе описал Вселенную как некую сущность, намеренно разделившую себя на множество частиц, своего рода недосознаний, чтобы не осознавать всё целиком, ибо больно тоскливо.

За счёт этого в мире проявляются смыслы, делим – потребности, делим – стремления и всё прочее. Но знать всё равно хочется. Знание – это также потребность, удовлетворение которой приносит наслаждение. И большое знание, что бы там ни говорили, поступающее вовремя зрелым личностям, – это большое наслаждение. Для человека, во всяком случае.

Так вот, мы знаем больше других. Через те части Вселенной, которые воплотились в нас, она получает ни с чем не сравнимое удовольствие. А мы, получается, баловни судьбы, через нас Вселенная, слава Богу, кайфует – в теории, во всяком случае. Теперь понятно?

– Понятно, – ответил Миша, продолжая обдумывать сказанное Профессором. – А маркетинг? – напомнил он о второй части своего вопроса.

– Маркетинг? Ага, значит, маркетинг… Маркетинг работает на Рынок, понимай: на всех нас. Ты – Рынок, я – Рынок, Вселенная – Рынок, Бог – Рынок. Вот и всё, у нас всё просто.

Последний вопрос Миша задал инстинктивно:

– А вам от этого всего не страшно?

Профессор вновь посмотрел на часы.

– Страшно, Мишунь, очень страшно. Особенно сесть на пресс-хату. Ты вообще знаешь, почему современные люди боятся причинять неоправданно сильные страдания другим? – Профессор задал вопрос, мало относившийся к тому, о чем спросил Миша, и сам же на него ответил. – Потому, что интуитивно опасаются мести от врагов либо возмездия на небесах. Но у шефа нет страха ни перед первым, ни перед вторым. Он такой один-единственный. Он Чистодел. И он точно знает, что ему никто и никогда не сможет отомстить. На небеса ему также плевать: он никогда не жил в обществе и ни во что не верит. Поэтому, когда он решает кого-то наказать, то не скупится на муки. Это хуже всего, что ты можешь представить. Не задавай больше мне таких вопросов. Думаю, на сегодня тебе хватит открытий. Сейчас поедешь к брадобреям, дальше хорошенько отдохни, чтобы завтра быть в тонусе.

4.

На следующий день к Останкинской башне подкатил знакомый нам чёрный автомобиль. Из него вышел обновлённый Миша. Прежде не было смысла описывать его внешность: мало кого могут заинтересовать вольно растущий волосяной покров лица и шеи, засаленная шевелюра, шмотки с Апрашки1 и прочие убожества бедного аспиранта. Былой Миша был всего лишь нелепым двойником нового человека, который уверенным шагом направлялся ко входу в башню.