В каше

– Да и хрен с ними! Yankee go home! – закричал Профессор в сторону бурных американцев. В этот момент несколько человек из их числа даже попытались перелезть через ограду, но вовремя подоспевшие охранники столкнули их обратно.

– Здесь вы не совсем правы, – заметил Миша. – Они, в отличие от нас, у себя дома. Сейчас как снимут нас на камеру, как распространят видео – вот тогда будет нам наука! Чего вы добиваетесь?

– Конечно, снимут. И распространят. Но разве нам стоит об этом беспокоиться? Наш дом повсюду! Подумаешь, арендовали на часок сотню гектаров «пиндосовской» земельки, и что теперь? Не будь таким занудой, – Профессор сделал паузу. – Ну да ладно, пойдём отсюда, переоденемся, присядем, пообедаем, и ты мне расскажешь, почему так настойчиво меня искал. Я, честно говоря, заинтригован.

4.

Миша и его наставник остались обедать в ресторане при парке аттракционов. Высокоуважаемые гости разместились в закрытой комнате с большим тонированным окном во всю стену. Переодевшись в одинаковые джинсовые рубахи и лёгкие расклешённые штаны кофейного цвета, они положили ковбойские шляпы на край стола, одну поверх другой.

К тому времени посетители парка успели выстроиться в длинные очереди к кассам и, похоже, вовсе забыли о гипертрофированном примере псевдокорейского акционизма.

К разговору с Профессором Миша подготовился заранее. Он не без оснований считал эту беседу судьбоносной и потому мысленно продумал все варианты её развития. Но в последний момент, окончательно успокоившись после всего произошедшего, Миша решил, что начать следует с проявления заинтересованности по поводу только что завершившегося перформанса.

– Удивили вы меня, Лев Алексеевич.

– Чем же?

– Я, признаться, было думал, что вы агент Запада, а вы вдруг так их отчихвостили.

– Тьфу ты, бред какой. Никого я не чихвостил!

– Тогда в чём же символизм вашего фарса? Вы что-то говорили про «полярность» мирового устройства, – откинувшись в кресле, спросил Миша, при этом сардонически улыбаясь, неумело подражая самым беспринципным злодеям из литературы и кино.

Профессор бросил на Мишу озадаченный взгляд.

– А ты, похоже, совсем дурак, – сказал он.

От этих слов Миша пришёл в смятение. Профессор впервые обозвал его, хоть и подобрал для этого не самое грубое слово. Дальнейшие слова наставника приобрели грубый и небрежный характер, чего ранее также не случалась. Прежде Крымский уже почти поверил, что они общаются на равных.

– Значит, полярность его, видите ли, беспокоит. Нормально, когда об этом думают они! – здесь Профессор неожиданно прикрикнул и махнул рукой в сторону окна: за ним сорокалетний увалень с припущенными до задницы шортами поедал сладкую вату. – Но ты-то чего? Думал, мне не доложат?!

Злость наставника не испугала Мишу, его в принципе было сложно внезапно испугать, потому что ввиду своей заторможенности или, справедливее сказать, рассредоточения внимания он всегда упускал момент, когда следовало пугаться, а когда до него наконец доходило, что ситуация опасная, пугаться уже не имело смысла.

– Михаил Петрович, друг мой, ты понимаешь, о чём я?! – продолжил Профессор.

– Нет, – внешне спокойно ответил Миша, опасаясь, что речь пойдет о его блоге. Лев Алексеевич тяжело выдохнул.

– Хорошо. Объясняю. На собраниях акционеров ты присутствуешь формально. Никакого права позорить меня и голосовать против всех у тебя нет! Ты чего там себе напридумывал?! Это не твоё дело!

– А, так вы об этом? – сохраняя внешнее спокойствие, ответил Миша. – Здесь могла пострадать наша репутация. Я навёл справки, и оказалось, что рекомендуемые партнёры лет пять назад имели связь с одной организацией из числа запрещённых на территории нашей страны – с облегчением ответил Миша, посчитав, что недоразумение исчерпано. Но запущенный им аргумент попал в «молоко».

– Вот! – воскликнул Профессор. – Выходит, я был прав: ты дурак! Скажи, пожалуйста, почему до тебя до сих пор не дошло, что Рынок никогда ни с кем не воюет? Воюют они, – Профессор вновь взмахнул рукой в сторону окна: на этот раз мимо него пробежали два близнеца лет десяти. Детишки прятались за спины прохожих и вели перестрелку из водяных пистолетов.

– Нам это не интересно, – не унимался Профессор. – Мы пацифисты-космополиты. Мы при всём желании не можем остановить эту войну. Они всё равно будут воевать. Ты это понимаешь? Или ты хочешь к ним? – Лев Алексеевич вновь указал на окно, где в очередной раз сменилась картинка: мускулистый латиноамериканец целовался с некрасивой конопатой девушкой.

«На этот раз без символизма, – подумал Миша. – Неужели люди за окном тоже актёры?» В следующее мгновение Миша покончил с отстранёнными размышлениями и покорно опустил голову вниз. Такое начало разговора разрушило его предварительный план. Он решил оправдываться, для пущей убедительности всем своим видом подчёркивая, что общественное мнение его не интересует.